– Я не боюсь упасть, – заявляет она. – Я хочу добраться до дна и прижаться губами к сырой земле, и поговорить с матерью. Ты покажешь мне, как это можно сделать?
Смерть переводит взгляд с нее на колодец, а затем садится на ограду из камней и перекидывает ноги.
Он оборачивается, протягивает руку, и она смотрит в эти большие карие глаза в последний раз.
А затем толкает его.
Она наполовину ожидает, что он уцепится за что-то или повиснет в воздухе, но ничего подобного не происходит.
Он падает.
Вниз, вниз, вниз, как все те слова, которые она выкрикивала в колодец, те самые, что возвращались искаженными, и теперь она слышит хруст костей, соприкоснувшихся с покрытой мхом стенкой, удар тела о камень.
А потом ничего.
Грейс отшатывается от колодца и Смерти, и обращается в бегство.
Ее грудь вздымается, сердце трепещет как птица, пока она мчится вниз по склону холма.
Через лес.
Вдалеке, где-то за умирающим костром, отдаленный звук ночных колоколов отмечает конец весны.
Она сделала это.
День закончился, ее время пришло и ушло, и она бежит домой, летит через высокую траву. Нога ее задевает нечто твердое и плоское, лежащее на земле.
Она падает и разбивает череп о могильный камень.
Мир перед глазами рассыпается на осколки из света.
Нечто теплое касается лица, будто рука гладит ее по лбу.
Перед ней, на расстоянии вытянутой руки лежит венок из бледных цветов, и ее пальцы плывут к нему, но колокола перестают звонить, а звезды гаснут.
Смерть – дева с синими глазами.
Дева с босыми ногами, в белом платье, испачканном алыми цветами и весенними штормами.
Дева со светлыми волосами, что выбиваются из косы, и полоской пепла на округлой щеке.
В безоблачный день просыпается она на дне колодца, разворачиваясь, точно древесный лист в апреле.
Одна рука ее покрыта гладкой кожей; другая – белая блестящая кость.
Медленно поднимается она на ноги, привычным движением одергивает платье, хотя никаких привычек не имеется у нее в памяти, как не имеется там вообще ничего.
Она задирает голову, чтобы высоко-высоко увидеть небо, и одна простая истина бьется у нее под ребрами.
Она проснулась, и это значит – она голодна.
Она голодна, и это значит – она проснулась.
Дорогой Смерть!
Ты пугаешь меня. Чтобы принять нечто такое, как ты, я потратил немало времени. Мне пришлось потрудиться, чтобы выразить в словах, на что ты способен.
Иногда тебя ожидают, в других ситуациях ты приходишь неожиданно, ты забираешь людей, когда я более всего в них нуждаюсь, и у меня накопились к тебе вопросы, на которые, я очень надеюсь, ты сможешь ответить... хотя в глубине души я знаю, что именно на это ты не способен.
На что это похоже – просыпаться в состоянии голода, который можно утолить лишь чьей-то жизнью? Я не могу осуждать тебя за то, что ты должен делать, но я нахожу, что мне сложно понять тебя. Когда ты видишь пылающую ауру, спрашиваешь ли ты судьбу? Пытался ли ты когда-либо сопротивляться? Или тот раздражающий голод, что живет внутри тебя, очень сложно вынести, и ты всегда уступаешь собственному влечению?
Ты мог бы представить, что ты позволяешь одной из жертв пожить немного дольше, но в конце дня ты не можешь явить милосердие, поскольку ты при исполнении. Рука в руке, ты ведешь их по дороге судьбы.
Это должно быть трудно, выполнить твою работу, когда ты начинаешь узнавать ту жизнь, которую тебе предстоит отнять, хотя ты исполняешь свой долг без видимых усилий. Ты наблюдаешь за ними, прежде чем приблизиться вплотную, смотришь, кто они и чем заняты. И когда ты выпиваешь их душу, видишь ли ты слайд-шоу из прожитого?
Не могу представить, что это легкая участь, хотя ты раз за разом повторяешь одно и то же действие.
Сомневаешься ли ты когда-нибудь в ситуации, когда тебе заявляют «Я не готов»? Замедляет ли это процесс? Они сопротивляются, не хотят переплетать свои пальцы с твоими, пытаются убежать от тебя, поскольку они неким образом тоже кормятся на жизни, как и ты. Их топливо – моменты прошлого, воспоминания, опыт и другие люди.
Они не хотят, чтобы их время подходило к концу, и пытаются сопротивляться.
Они возражают против финального танца со Смертью.
Ты когда-нибудь испытываешь сожаление? Оглядываешься назад с мыслью, что сделал ошибку? Что может быть, им нужно было дать немного больше, чуть больше жизни, чтобы ее прожить? Я часто размышляю, не пятнают ли подобные воспоминания твои сны. Может быть, иногда, когда ты смотришь на звезды из глубин своего колодца, они представляются тебе коллекцией тех жизней, которые ты забрал?
После того, как они пожертвовали тебе все, что имели, они все еще находят способ, чтобы светить тебе.