До момента, когда на небо высыпают звезды и музыка останавливается, и рыжие волосы Смерти темнеют от пота, и капли блестят в ямочке над ключицей Грейс. Ее лицо пылает, а его выглядит ярким, живым, и в этот момент легко забыть, кто он такой, и представить, что он просто отрок с ресницами цвета меди и теплыми карими глазами.
Она видела, как он улыбается.
Она слышала, как он смеется.
Но в тот момент, когда они перестают танцевать, она вспоминает.
Он тоже помнит. Она видит это по его лицу, по изгибу пальцев под перчаткой.
«Еще немного, чуточку, – думает она. – Я хочу увидеть праздничный костер. Бросить туда свой венок. Это плохая примета, если не сказать «до встречи» весне».
– Грейс... – начинает он, но треск и шипение занявшегося пламени звучат точно другая, необычная музыка, и все движутся к ждущим поленьям, их двоих просто несет людским потоком.
Костер занимается медленно, трещит растопка под пирамидой, тянутся усики черного дыма.
Затем огонь с ревом оживает.
Смерть стоит, широко распахнув глаза, рядом с ней, и огонь танцует в его зрачках. Она протягивает руку и берет его ладонь, тщательно выбирая ту, что в кожаной перчатке.
Смерть закрывает глаза и купается в тепле.
Он понимает, что улыбается.
– Это делает тебя счастливым? – спрашивает Грейс.
Он не очень уверен, что правильно помнит значение слова «счастье», но затем она прикасается губами к его щеке, тепло столь внезапное и яркое, как от солнечного луча, прорвавшегося меж облаков.
Мгновение, и оно исчезает, но теперь его нет не так, как ранее.
Теперь есть память о нем.
Он хочет, чтобы она поцеловала его снова, хочет сам поцеловать ее, но она уже занята, тянется к венку из алых цветов в волосах.
Когда она снимает его, на лбу остается розоватобагровое пятно, и Смерть поднимает руку без перчатки и проводит большим пальцем над ее бровью. И она окаймлена светом, тот выбрасывает искры, подобные тлеющим углям, и когда она улыбается, он может видеть свет у нее во рту, и почти ощущает исходящий от нее жар.
Она срывает венок из мертвых листьев с его головы и бросает оба венка в пламя.
– Пойдем со мной, – говорит она, и в следующий момент тянет его прочь, прочь от костра и праздника, от поля, прямиком в лес.
Они продираются через заросли, Грейс впереди и Смерть шагом сзади, и он ощущает легкость в груди, и между шагами, когда ветер прохладен и ее голос сладостен, он забывает.
Забывает, что он Смерть, и что она пылает, и что исход у всего этого может быть только один.
– Грейс! – зовет он. – Давай помедленнее.
Он раздумывает, не пустится ли она в бега прямо сейчас, но они добираются до прогалины, и она останавливается, затаив дыхание, смотрит вверх, в черное полотнище неба, на прожилки из звезд.
И к тому моменту, как он добирается до нее, она ложится на спину, устраивается на покрытой мхом земле, чтобы смотреть на созвездия.
Смерть укладывается рядом, и мох становится хрупким и ломким под его спиной.
– Слушай, – шепчет она.
Лес столь же тих, сколь громок был праздник.
– Спасибо, – говорит он мягко.
– За что? – спрашивает Грейс.
«За танец весны, – хочет сказать он. – За вкус летнего фрукта и за тепло костра. Залитый светом звезд лес и память о той жизни, что некогда была».
Он быстро перебирает эти моменты, пытаясь удержать каждый, но они выскальзывают из пальцев.
Он чувствует, что холодеет, что дневное тепло потихоньку умирает, превращаясь в угольки в груди, и он голоден, и он устал, и это все продолжается слишком долго.
Он стягивает перчатку и позволяет ей упасть наземь, беззвучно, как осенний лист.
«Время пришло», – думает он, протягивая костяные пальцы к ее ладони.
Он хочет взять ее жизнь в руки и держать вечно, не позволить ей уйти, сохранить ее тепло.
Но увы, Смерть действует иначе.
Она поворачивает голову, ее голубые глаза сверкают во мраке.
– Я хочу спуститься в колодец, – говорит она, и слона эти настолько необычны, что он отодвигается и садится.
Он думает, что ослышался, но она продолжает:
– Говорят, что там, внизу есть место, где живые могут встретиться с мертвыми, где мертвые услышат тех, кто еще жив. Я хочу позвать мать и получить от нее ответ.
И у Смерти не хватает духа сказать, что все на самом деле обстоит иначе, что на дне колодца нет ничего, кроме холодной земли и усталых костей.
Это то, что она хочет.
Он подарил ей так много.
Он подарит ей еще одну вещь...
Грейс семь лет не приходила к колодцу.
Никто из парней не находил отваги, чтобы хотя бы вскарабкаться на холм, но голос печали громче, чем у страха, и она взошла на вершину, чтобы позвать мать обратно.
Но мать не ответила.
И теперь она стоит здесь, бок о бок со Смертью, глядя на кольцо из валунов, на дыру, что зияет подобно открытой могиле, на место, что подвешено между живым и мертвым.
– Время, – говорит Смерть.
– Я знаю, – говорит Грейс.
– Мне жаль, – говорит Смерть.
– Я знаю, – говорит Грейс.
Он наклоняется и развязывает шнурки на поношенных ботинках, и Грейс сбрасывает собственные.
– Что ты делаешь? – спрашивает он.
– Я хочу спуститься туда!
Смерть качает головой:
– Стенки слишком крутые.