Поцелуй черной вдовы (СИ)

Осознав смысл его слов, Кайл выпустил парня и метнулся по комнате, запустив пальцы в волосы.

— Вот ведь… дурная девчонка! — рыкнул так громко, что звякнули стекла. — Мало того, что идея бредовая — люди Эссекса слепо преданы господину, их деньгами не подкупить, — так еще это… театры… — Кайл подался к Шекспиру: — Ты хоть знаешь, как это опасно? — Собеседник кивнул. — И позволил ей?

— Сам знаешь, уж если Соланж что-то решила, ее не остановить. И лучше я пойду с ней, чем одну отпущу!

Кайл, совершенно раздавленный этой истиной — Соль рисковала собой ради денег, не сочтя нужным посвятить его в свой план — прикрыл на мгновенье глаза. Представил испуганного зверька перед сотней горланящих зрителей! Видел он подобные представления, приходилось. И от мысли, что его соплеменников унижали подобным варварским образом ему делалось тошно до дрожи…

И чтобы Соланж…

— Где она? — спросил он. — Снова в каком-то театре?

Шекспир сглотнул.

— Я не знаю. Она обещала не ходить туда больше… — И снова сглотнул: — Ей одевали ошейник. И вели себя так, что…

— Где она? — прохрипел Кайл, не в силах выслушивать это. — Ты должен что-нибудь знать.

Уильям признался:

— Она подумывала о «Розе». Там платят больше, и публика побогаче… — Кайл выругался сквозь зубы. — Но я заставил ее отказаться от этой идеи, — уверил Шекспир.

— Не очень-то получилось, как я понимаю. Она солгала тебе и отправилась в это место одна!

Слова эти Кайл говорил уже на ходу, направляясь к конюшне за Обсидианом и молясь, чтобы с Соль ничего не случилось.

Глава 39

Представление в «Розе» закончилось, актеры уже разошлись, но хозяин театра подсчитывал выручку в комнатке за гримерками. Монеты высились аккуратными стопками, как солдатики на плацу, но все они разлетелись по полу, когда рассерженный Кайл ворвался к нему и ухватил за грудки.

— Где перевертыш? — прорычал он в перекошенное от страха лицо. — Где перевертыш? — процедил по слогам. — Отвечай, не доводи до беды! — И показательно стиснул ворот рубахи покрепче.

Антрепренер, заикаясь и покраснев до темно-бордового, пропищал тонким фальцетом:

— Не понимаю, о ком идет речь… сэр…

— О перевертыше на твоей сцене, грязная ты скотина. Где он?

— Сэр… я решительно не понимаю…

Кайл практически накрутил ворот рубахи на свой огромный кулак, и мужчина замолк, издав хриплый звук. Глаза его выпучились, вот-вот вывалятся наружу…

— Сэр, — подступил к нему, вынырнув из-за спины Кайла Уилл, — вы бы лучше ответили… ради собственного благополучия, — посоветовал он. — Сами видите, человек… кхм, — он вежливо кашлянул, — в дикой ярости. Если выпустит когти, мало вам не покажется! — Подтверждая эти слова, Кайл действительно выпустил когти, прорвавшие антрепренеру рубашку и чиркнувшие по коже. А Уилл продолжал: — Он становится не в себе, когда дело касается этого перевертыша. Просто звереет, если вы меня понимаете… Дикий медведь, не иначе.

— Где лисица? — пророкотал Кайл, подтверждая всем видом слова говорившего.

Его несчастная жертва чуть приоткрыла свой рот и снова захлопнула.

— Кажется, он и хотел бы что-то сказать, но не может, — осторожно коснулся локтя Кайла Уилл. — Ты бы позволил ему глотнуть воздуха, вдруг услышишь что-нибудь интересное…

Кайл жаждал крови, но Уиллу неожиданно внял, и оттолкнул мужчину на стол.

— Говори, — велел он. — А иначе… — Потряс у его лица кулаком.

— Я скажу… я скажу… — залепетал тот, хватаясь за шею. — Я скажу… Лисицу забрали охотники. Я ничего не мог сделать: они здесь частенько кого-нибудь забирают. Грозятся театр закрыть, если содействовать перестану… А я что, человек маленький, насильно этих зве… перевертышей не приманиваю: они сами приходят. А охотники тут как тут…

От мысли, что он подвел девушку, Шекспиру стало не по себе, поверил ей, как какой-то дурак — и вот результат. А ведь мог догадаться, что она не остановится… Характер не тот. И все-таки предпочел устраниться. После первого представления в «Спринг-филдс», когда Соланж водили на поводке, как простую дворнягу, а зрители в зале выкрикивали ей пошлости и кидались скорлупой от орехов, он полночи не спал: мучила совесть за себя и своих соплеменников. Разве можно так обращаться с себе подобными? Пусть перевертыши отличаются, да, но они все равно люди, разумные существа, а не безгласные существа, вроде домашних животных. Кто дал им, людям, право считать себя лучше Соланж и других?

На утро Уилл собирался признаться Кайлу в случившемся накануне, пусть, думал, знает, на что подписалась Соланж, но решимости не хватило. Слишком холодным и неприступным выглядел их хозяин, казалось, от его взгляда обеденный стол покроется изморозью…

Уильям решил, что, быть может, после вчерашнего Соланж и сама передумает зарабатывать деньги на своем лисьем обличье. Если нет, он заставит ее передумать…

Однако переубедить девушку не получилось, и новое представление оказалось унизительней первого. Ее гоняли по сцене собаками, изображая охоту, и, если бы не Уилл, два терьера, возбужденные видом лисы, просто-напросто разорвали б ее на куски.

В тот раз Шекспир твердо сказал: