Поцелуй мамонта

Много Соломонов и Мойш, но такой редкостности Мойша был один на всю империю.

***

Умник, мастер, немного скряга, немного друг Одноглазого — два глаза бы лучше. а что делать — по совместной сибирской отсидке решил сэкономить на мастеровых, которых по завершению дела, как ни крутись, согласно приказу Александра Васильевича, пришлось бы пристрелить.

Крови добрый Мойша не хотел. А вовремя сбежать подумывал.

Потому позволил себе вовлечь в дело кручения машинки, смазки деталей и отопления дома младшего сынка. Рисковал. А в любом случае рисковал!

Звали того изворотистого, талантливого сына, — как многие в очередной раз догадались, — Никошей.

Был ещё и упомянутый хозяин заимки мастер Антон — Антоний — старовер с бородой, с беды от бороды подальше заткнутой за пояс.

Что — то имечко знакомое!

— Затянет такой волоснёй в колёсный валок — или башку сплющит, или вовек не отмоешь причёски.

Такой силы были краски хищной секретной химии.

Подстораживал подпольное производство Вохан Ян Мохел — каторжный пришелец, вроде бы инженер (врёт, поди), слегка понимающий в железе, сильно — в голландских напитках, вечно пахнущий мёдом, пчёлами и обоссаным папоротником. С такой же медовушно — сладкой периодичностью Вохан путается и заплетается в ногах — это летом; а после каждого падения в ледяные ручьи — то зимой — теряется на дальних охотах, отсутствует подолгу, заглядывая к Вихорихе, забывая караульную службу.

Проживал ещё там пёс по имени Невсчёт, потерявший от старости голос, но зато умеющий хранить чужие тайны и находить Йохана ван Мохела по сильнейшему голландскому храпу, в обнимку с ружьём, в таёжных крапивах, в снежных проталинах. Ладно что в берлогу на ночёвку не заваливался.

Не любят русские медведи ни незваных гостей, ни сюрпризов.

***

Сломанный в начале и починенный немецкий движок допоставили шахтовые начальники, поменяв его на круглые царские рубли. И сверх того испросив за починку пару мешков копчёнистого сала.

Враждующие стороны, сами того не подозревая, взаимно и охотно помогали сами себе во взаимной обеспеченности жратвой, вооружением и денюжками.

Никоше с папой скучно не было.

Никоша с удовольствием наблюдал закачку в машину типографской краски, слушал музыкальный стрекоток бельгийского полуручного — полумеханического пресса.

Постукивал по металлическим клише, определяя на звук содержание в нем будущего бумажного золота.

— Скоро станем богатыми, — уверял Мойша, выламывая с коллегами косяки и подпиливая брёвна сенок. Станок и в дверки, и в узкотаёжные противомедведные окошки не всовывался.

— Машина эта, хоть и через бумагу, но несёт нам немалый капитал. А как делишки завершим, так и подадимся в Америку.

— А это насколько законное предприятие? — спрашивал наивный тогда Никоша. Глупостью своей он сопоставим с глобальной ерундистикой, талантом и смехотворчеством незнакомого ему пока сыщика, грозы всех фальшивомонетчиков — Михайло Игоревича Полиевктова.

— Кому законное, а кому нет. Мы исполняем заказ белого временного правительства. А там как их бог даст.

— А если их белый бог не даст?

— Если их белый бог не даст, то другой, что красный, расстреляет. Боишься, сына, что ли красных гвардейцев? Есть за что. У них наганы, что посленемецкий Максим. Очередями стреляют, — посмеивается папа.

— Не знаю, ни разу красных не видел. И не то, чтобы боюсь, но меня иногда потрясывает. Помнишь, как врач приезжал на хутор с клещами?

— Ну и что?

— Вот с такой силой и трясёт. Как увижу твоего одноглазого американца, так и знобит. Как уедет — всё кругом рассветляется, и опять жить хорошо.

— Это мой лазоревый друг, хоть и одноглазый. Он не врач, но и не злодей. Красный он только тогда, когда за пазухой приберегает волшебный напиток виски. Он деловой американец. Делает бизнес.

— Что есть бизнес?

— Это когда без ихней дрянной выпивки дело не идёт.

— А когда начнём листы резать на боны?

— Не имеется пока такой техники. Зубчатая пила не пойдёт. Лезвий не напасёшься. Ножницами долго. Сами пусть режут. Я на обрезку не договаривался. Пусть чиновники сами режут — сколько им нужно. Ты только ручку шибче верти. Устанешь, пусть сменяет тебя мастер Антоний. Он с лица только несведущ, а по части кручения ручек таких вертихвостов ещё поискать!

***

Приезжали люди Одноглазого Вилли на подводах.

Везли мирную, довоенную, готовую и высушенную пищу в плетёных китайских корзинах. Везли консервы, копчёность, соленья.

Выгружали железные бочата красок с синими полосками на гербах: все в печатях и пломбах на крышках, с непонятными буквами «made in» вкруговую.

Шурша каучуком грузовиков, привозили сырье в тубищах. А увозили на подпись огромные цветные листы — все раскрашенные прямоугольниками, скрученные как великаньи папироски.

Затоптало и заездило тропинки стадо неумных, механических колёсных коров. Завоняло в лесу нефтяными сливками. И будто рассыпались природные фашины — габионы: столько на дорогу накидали камней, засыпав все ейные лужи.

— Медведя — задеруна на них нет, — злился Никоша, — попортют боры сцхшвилизацией, улетят птички, и разбежится прочая таёжная еда.