Поцелуй мамонта

«Невероятное: Чудак один забыл в парке пилу и сваленную осинку, сел сам отдохнуть, закурил папироску, с папироской заснул. И не только сам, но даже дым его замёрз и составил застывший дым собой фигуру в виде буквы «Z». А это очень нехорошая буква, самое худшее предзнаменование из всех известных. Догадайтесь, дорогие читатели, что означает эта буква «Z»? А означает она «апокалипсис» и «смерть всему живому».

Внизу помещена фотография. И точно! Буква «Z»!

Пришла к фотографу и редактору революционная цензура в кожанке и с двумя беспартийными гвардейцами, похвалила статейку про футбол. А фотография с буквой «Z» и особенно комментарий, сильно не понравилась. Можно сказать, вывела из себя цензуру. Забрали тираж в утиль, вызвав грузчиков с Ямского рынка, и отправила печатников в бесконечный отпуск. Тут же у станков и повалили.

Так и не узнали читатели листка и историки позднего времени про разгромную победу большевиков над меньшевизмом в редкой игре football.

***

— Кожан, так было дело?

— А какая вам разница?

***

Никоша, через месяц со дня отъезда попав в Петроград, по — прежнему продолжает, но уже издали — и так, оказывается, тоже можно — любить прах мамки Явдохеи и поминать братьев, — партизан и регулярщиков — ушедших по велению расшибательских сердец на братоубийственную войну.

Один подвязся к Каппелю, почуяв вкус казанского аурума. Другой, попав в соответственную оказию, бесплатно гравировал вензеля на подарочных шашках Котовского.

История не удосужилась стравить в бою старших братьев. Может, потому оба до сих пор живы. Но не пишут писем братья: никто не знает, где рыскает Никошка и чем занимается.

А ещё Никоша — о, чудо — расчудное — умеет видеть цветные сны, летать в облаках бездарным поэтом и падать оземь с небес как падают порой падшие писатели — купидончики, не сдавши экзамена по антитавтологии.

С недавних пор, нализавшись волшебного — как оказалось — Фуйшуя, — папа — зараза Никоше того при прощаниях не открыл — Никоша легко и без церемоний мог носиться по крышам, заглядывать в трубы и запросто перелетать с одной на другую.

А также — но то при великой нужде — мог ловко прыгать с большой высоты на землю, правильно спружиня, не взирая на деревенскую неопытность, отсутствие в городских дворах туалетов и наплюя на число городских этажей.

Пять, семь, или сколько этажей в тех домах — вышках?

Никоше, — а по — взрослому Никон, а в материнскую и одноглазую Виллинскую шутку Никонианин, почти что Константин, — ему без разницы.

— Да и разве есть такие высокие дома в нашем невыдуманном и реальном, как вся наша история, царстве? Русские церквы, — соизволивает он заметить, — вообще без этажей. В них антресоли — для любопытной массы, а хоры — для тонкоголосых певцов и баб в черных исподних сарафанах, с опущенными в камень глазами.

Чего там они в камнях нашли? Накапанный стеарин? Ноты Моцарта? Запах Бетховена? Особо церковный нотный стан?

В церквах имеются крутые, винтообразные лестницы. Предназначены они для колокольщиков, по пьяни и совершенно за просто так, не раз испытывавших крепость конструкций и неоднократно рёбрами пересчитывавших ступени.

Ступеней так много, а ответственные служки, кружа спиралью, так часто по дороге меняют мысли, что достоверно количество ступеней до сих пор не определено.

В царстве, может, и не было этажей иных, кроме соборных пространств: для кого, для чего они?

— Есть ли Бог вообще? — сомневается Никошка — малолетка — вот же новый отступник Христовый! Бог ему ничего хорошего не предложил, — страдай, говорит, за веру и на веру.

— Для красивого звука и купола все эти, и шатры, — думает Никоша.

Для сердечной любви, от середины пущенной и мечущейся многократно, отталкиваясь от голов слушателей, дробясь в стенах и снова концентрируясь в верхней точке. Выше любви к Богу в церкви для прихожан ничего нету. А есть ли бог за шатрами — кто его знает. Может, тут же забывают, споткнувшись о порог?

В этом году Бог для русских исчез напрочь, сильно приболел, согнулся в корчах, завернулся в себя. Миром правит дьявол. Помогают бесы. Рисуют кабалистические значки. В форточки, в приоткрытые створки, в вентиляцию поглядывают зелёноболотные черти, притворяясь, кто воронами, а кто сороками — воровками. Спрятались, разбежались вежливые домовые. Трещат вампирами угли от золотой мебели, выскакивают тараканами гвоздики и падают мёртвыми, чёрными, скрюченными в золу.

И, кажется, отвернулись от человечества все иконные мученические лица.

Смотрит Никошка вверх: Бог только там, где порой посиживают голуби, притворяясь слабыми душами умерших, и, хорохорясь перьями, надувая хвосты, целуясь и воркуя друг с дружкой, если речь идёт про венчанье, кидая белым вниз, ежели речь шла о гигиене и надобности скорейшего ремонта.

***

Из высоких штатских домов в городах торчат, упёршись в мостовые булыжники, господские хоромы — что на главных прошпектах.

Стоят, вытянувшись надменными часовыми, жёлтые дома, бывшие когда — то государевыми.