Поцелуй негодяя

– До райкома дошла, – возмущенно повествовала бывшая комсомолка. – И всем доказывала: какое безобразие, Москва под боком, а тут церковь до сих пор торчит!

Разговор происходил осенью девяностого года, и Старгородцев никак не мог осознать связи между расстоянием до Москвы и сносом сельской церкви.

– Я тогда только институт закончила, – продолжала повествование пламенная атеистка. – Молодая совсем была. Так возмущалась, так возмущалась!

– Чем возмущались? – переспросила Людочка.

– Ну как же! Двадцатый век на дворе, научно-технический прогресс, и вдруг – церковь! Чего я сейчас не понимаю, так этого религиозного мракобесия. Ведь не дикари какие-нибудь, образованные люди, а туда же!

– А при чем здесь прогресс? – в корыстных видах поддержал Людочку Старгородцев.

– Как это – при чем? Научные открытия просто потоком льются, а люди тратят жизнь на всякую бесовщину.

– Так вы о бесовщине и мракобесии или о религии?

– Для меня это все – одно и то же.

– Но это же разные вещи!

– Ну конечно! Колдовать над своими болячками вместо лечения – плохо, а верить, будто Земля сотворена семь с лишним тысяч лет назад – хорошо. Лично я никакой разницы не вижу.

– Смысл христианства заключается не в оценке возраста Земли.

– Да не все ли равно! Как можно почитать святыней и истиной в последней инстанции книгу, в которой говорится о такой ахинее?

– Если вы о Библии, то в ней нет ни слова о возрасте Земли. Эти расчеты были сделаны позднее, в средние века.

– Мне все равно, кто и когда сделал эти дурацкие расчеты. Еще меня просто бесит, когда церковники обзывают верующих стадом. А те еще и довольны! Их в глаза называют стадом, а они счастливо улыбаются!

– И вы предлагаете применить к верующим силу? Вы думаете, они перестанут верить в Бога, если разрушить здание церкви?

Старгородцев изо всех сил пыжился, изображая философически настроенного интеллектуала. Людочке определенно не нравились взгляды Серафимы Сергеевны, и коварный педагог стремился заработать побольше очков прежде, чем идти на сближение с очаровательной соратницей на ниве просвещения.

– И вообще, что за манера – валить всю ответственность на какого-то придуманного бога! – не унималась сталинистка. – Очень удобная позиция: я ни в чем не виноват, все претензии – к высшему существу! Никто ни в чем не виноват! Все в нашем мире творится по воле божьей! Волос с головы человека не упадет без соизволения господа нашего всеведущего и всемогущего! То есть, маньяки детей режут тоже по воле божьей?

– Серафима Сергеевна, но как вы предполагаете действовать вопреки религии?

– По-моему, ничего нового здесь придумывать не надо. Образование и просвещение – выход давным-давно найден.

– Каким же образом образование поможет противостоянию с религией?

– Элементарно! Если человек узнает, как устроен наш мир, изучит физические и химические законы, познакомится с последними достижениями человечества, с произведениями рук и разума человеческих, разве сможет он и дальше обращать внимание на поповские сказки?

– Почему же не сможет? По-моему, запросто. Сколько ни узнает верующий об устройстве мира, он только в большей степени восхитится мудрости, с которой Господь этот мир обустроил. Кажется, еще Эйнштейн высказывался на эту тему.

Религиозный диспут продолжался в том же ключе, и краем глаза Сергей замечал – Людочке его ход нравится. На радостях он наращивал аргументацию, которую в основном изобретал сам, исходя из собственных представлений об обсуждаемых материях, но Серафима Сергеевна тоже научный атеизм изучала давно, и формулировала его постулаты в собственной голове заново. Разговор со временем плавно смещался на политические и исторические темы.

– Вы согласны, что мы с грехом пополам пытаемся сейчас решать проблемы, доставшиеся нам от Сталина? – спрашивал Старгородцев.

– Какие такие проблемы? – возмущалась Серафима Сергеевна. – Низкую преступность, низкие цены, высокий уровень образования, научно-технические достижения?

– Нет, – убедительным тихим голосом возражал Сергей. – Отсутствие гражданского общества, неспособность генерировать ответы на вызовы времени из-за отсутствия у власти обратной связи с обществом и невозможности связно и конструктивно, без демагогии и кликушества, обсуждать встающие перед страной проблемы.

– При Сталине мы генерировали ответы на вызовы времени. Да так, что некоторые до сих пор нам этого простить не могут. Грандиозный рост промышленного и сельскохозяйственного производства, победа в войне и выход из капиталистического окружения – какие еще ответы вам нужны? А вот вы все эти достижения пустили прахом.

– Почему мы? Наше поколение к власти пока не пришло.

– Я не о поколении. Вся эта демократическая поросль. Все, все сдали. И еще гордятся!

– Что сдала демократическая поросль?

– Да все достижения, о которых я говорила. Весь соцлагерь продали, скоро и за нас возьмутся.

– Соцлагерь не горел желанием оставаться лагерем. Вы считаете, следовало опять танки на улицы вывести?

– А вы думаете, пусть лучше туда американские танки войдут?

– А почему вы думаете, что они туда войдут?