— И сколько еще ждать, ты думаешь, Рома? — шмыгает носом Лешей. Остается уповать, что тут обошлось без кокса, хоть соображает зам на голову с приходом даже лучше обычного. Но желательно без перегибов в такой момент.
— Не думаю. Потому что не знаю. Я областного прокурора подгонять не могу вот сейчас. Может это и он сам. Я еще кое-что жду.
Связи в администрации он всегда берег на дикий случай. Выгореть-то может. Только опять же риск, что бенефициаром и есть администрация. Спусковой крючок всей неразберихи — это смена высшей власти, и новой власти на Кулака и на Бруса начхать.
Вопрос — на кого начхать сильнее.
Василий убежден, что Карелин изначально вел двойную игру, и что в конечном итоге предупреждающе натравил на Кулака шавок в погонах.
И, черт побери, у столичного черта есть фактические основания это предполагать.
— Он уймется. Он уже отстрелялся. Мать вашу, хрень же. Он отстрелялся и все. Ты жив. За его головой не гонишься.
— А тебе не кажется, Сергеевич, что подозрительно еще мы его башку целой оставили, а? Не наводит на мысли? — вскипает Лешей. — Нет, я ниче не предлагаю. Я же все понял. Слушай, давай думать, как мы дислокацию спланируем и всех на уши поставим вот сегодня. Сейчас почти два часа утра.
Зам, как всегда, утрирует — потому что фиксацию дислокаций они за десять минут решают. У самого же Лешея есть проработанный план на такой случай. Он навсегда остался в последнем десятилетии тысячелетия. Когда без царя в голове у всех, и житуха грош может стоить.
— Кирилла железно за ней закрепляем, да? — уточняет Лешей, когда обсуждение до личной охраны Бруса доходит. — Посадим ее в этом, как его, Зельнегорске, и нормально там сидется будет.
Карелин смотрит куда-то, но не видит ни черта. Иногда щелкает зажигалкой, что рука сама по себе крутит.
— Никуда никто ее не посадит, — говорит он медленно. — Никуда и никто.
Вот это хорошо у него получается шевелить мордой, чтобы там слова какие-то проговаривались. Прям слышит себя со стороны, и вроде все внятно пробивается сквозь артериальный гул в ушах.
— Лады, что за план еще? — чешет нос Лешей и с важным видом втыкает в свой листок с каракулями. — Но с Кириллом ведь?
Нет никакого плана.
Она сказала, что не высидит в заточении, а он сказал, что скорее руки себе отстрелит, чем…
Было это двенадцать тысяч метров над землей. Ну, вот прямо как сейчас. Только с герметизацией воздуха тут внизу побольше осечек.
Словно во сне, Карелин расстегивает еще одну пуговицу рубашки.
— Уберем ее вообще с горизонта. Вообще. Никаких встреч со мной. Уменьшит риск попадания под раздачу. И дезориентирует Кулакова. Пусть думает, что с ней делать и зачем вообще в это лезть, а мы ускоримся, если надо. Пусть видит, что я ее убираю.
— … че? — кривится Лешей через полминуты. — Я что-то не врубаюсь. Пусть с охраной сидит в коттеджном поселке этом. Нахуя выдумывать вообще.
— Я сказал, убираем ее с горизонта. Не делаем лишних движений. Кирилл, конечно, остается с ней. В худшем случае, пусть Кулак думает, что это будет его запасным вариантом.
— Какой запасной вариант, молодежь, какой запасной вариант, — переводит взгляд с одного на другого Сан Сергеевич. — Вы с дуба упали и кина пересмотрели. Кто будет бабу в это вмешивать. Ну пусть посидит в подвале, для проформы. Но не будет Вася за женщиной твоей гоняться.
— А кто в тачке обстрелянной сидел? Может ты, Саша? — произносит Брус так тихо, что согласный кивок Лешея слышится даже громче.
— Романыч, ну дури, ой не дури, — качает головой старший мужчина. — Не полезет он к бабе никогда.
— У него и женщины никогда не было.
— И что, — прищуривается Сан Сергеевич и промахивается пеплом мимо стакана, — если у него телка не водится, так значит, он не знает, как все работает? Еще вчера считай у тебя вон тоже никогд…
Он осекается, махнув рукой. Роман опережает зама с ответом.
— Еще раз. Я не буду с ней маячить вообще. Подчеркнуто. Он ведь пасет хату. Будет ему знак — не трогать ее.
— Если Кирилл там будет фестивалить, то как бы смысл? Маячишь, не маячишь, это ведь твоя женщина, послушай, а…
— Я НЕ МОГУ ОСТАВИТЬ ЕЕ СОВСЕМ БЕЗ ПРИКРЫТИЯ, — орет он так, что самому приходится удерживать ладонью поверхность стола. — ПОНЯТНО, БЛЯДЬ?
Он знает все минусы этой тактики. Тактики, мля.
План как Франкештейн, весь из кусков и обрубков, авангард, сука.
Знает все минусы до мельчайшей подробности. Остается делать то, что делать. Если войну Карелин будет проигрывать, он знает, как вывести Кулака из игры за минуту, и Кира не пострадает. Ему голова Васи не нужна, хоть и его пули тогда летели. Ему нужна голова того, кто столичного короля на него натравил.
А пока… учитывая все, ее лучше любым способом держать подальше от эпицентра. А эпицентр — это он.
И как жаль, что «любые способы» ограничены.
Его трясет всего лишь несколько мгновений, потому что надо успокоится. Это еще не все. Это далеко еще не все.
Он никогда не сможет пойти и — стоять и сказать ей это и смотреть и услышать и потом развернуться и уйти и следовать своим же приказам — и нужно, нужно время, чтобы оклематься от дрянной, тухлой мысли.