— Нет, — повторяет он. — Вообще убери Кирилла. Всех. Все. Ею займется Серов.
Лешей теряет субординацию, таращится на Главного в замешательстве.
— Серов? Серов! Ну лады, — он берет себя в руки. — Не, ну тогда спим спокойно. Очень, бля, спокойно. Как в морге. Только Серов всех их положит, если кто к ней подойдет. Нормалек будет, Ром?
— Пускай, — цедит тот сквозь зубы, — положит.
— Да, что нам эскалация войны. Но вы знаете… Я за то, чтобы зубы показать.
Сан Сергеевич закатывает глаза, а Брус снова чиркает зажигалкой.
— Но Зельнегорск на всякий надо подготовить. Извиняйте, но у меня процедура. Чтобы на крайний. Ром?
Он вспоминает, как она натягивала тот дурацкий, растянутый кардиган на борту.
Ему нужно закончить эту войну за пять дней.
Плевать, выиграет или нет, самое главное — не проиграть.
— Подготовь, — медленно тянет он. — Два дня, Володя. На крайний случай, ее туда только на два дня. Если это будут последние дни.
Лешей его понимает. Отбрасывает карандаш и проверяет все четыре свои смартфона. Подтягивает ноздри, и это — точно кокс. У Ромы даже нет сил покачать головой.
Они расходятся по лошадкам, сегодня без водителей. Карелин думает только о пушке в сейфе и идет к джипу неровной линией. Лешей его догоняет перед тем, как разъехаться.
— Слышь, Главный, — его рыбьи глаза окрестности рассматривают. В стеклянном витраже магазина напротив манекены лишены одежды. — На минутку. Сказать кое-что хочу.
Это он просит Карелина не убивать его впоследствии текущего разговора.
Карелин не знает, получится или нет.
Кивает.
— Хрен поймешь, чем это все закончится. Но зарубу в аэропорту через мой труп дам повторить.
На мгновение они встречаются взглядами, и Карелин знает, что никогда они обсуждать произошедшее в клинике не будут.
Но забыть не сможет, как Лешей оттягивал его от кушетки и как смотрел на ее окровавленное тело.
Это Лешей донес ее тогда, чтобы помогли. Его побледневшее лицо останется у Романа навсегда в памяти.
— Слышь, — повторяет Володя. — Не знаю, что да как. Но мы завтра или послезавтра червей может будем кормить. Не мучь… ее, наверно? Она тогда, в больн… Ну ты знаешь. Хрен знает, чем это все закончится. Они чувствительные все. Переживать потом будет, если ты того. Ну, я пошел, Главный.
— Я уже, — отвечает Карелин и продолжает идти дальше…
Четыре дня спустя и никто не знает на какой стадии эта война. Гребанный туман войны обволакивает даже криминальные разборки.
Нет никого в этой стране, кому бы Карелин доверил Киру больше, чем Серову. Но за это есть особенная цена, и на почти все ее составляющие ему плевать.
Кроме той, где Серов никогда ни перед кем регулярно отчитываться не будет и ради Бруса не начнет.
Связи с администрацией обрываются. Значит, вот оно как. Даже хорошо — понятно откуда ноги растут. Только нужно время на вычленение конкретной фамилии, а времени вообще нет.
Карелин продал свою душу, чтобы закончить эту псевдо войнушку поскорее. Так больше шансов, что ее не затронет и что до полномасштабного пиздеца огнестрельная очередь не дойдет.
Так что, придется чертяке Васе Кулакову в конечном итоге вместе с ним выяснять, кто конкретно из администрации столкнул их лбами.
Когда Вася Кулаков, мать вашу, угомонится немного.
Одно радует, что кузнецовские прокатили столичного и влезать не стали. Кулак зол, поэтому опять все затягивается. Не выходит на связь, как обещал, и пацаны его немного в двух поселках не на свое залезли.
Но брусовские, сцепив зубы, терпиливо ждут.
На шестой день он с пацанами базируется в Чугуйском районе. Все оружие через эту точку течет.
Иногда Карелин вспоминает, что мог бы побыть трусом. Наплевав, что она невыездная, переместил бы их в Европу или США. Их втроем с Петей. Своего ребенка они уже потеряли. Он бы сделал ей нового. И бросил бы все это. Навсегда. Пацаны бы попали под раздачу, система накренилась бы, трупы бы размножились.
И тогда бы, она…
Точнее, побыть трусом дважды.
Ведь он исчез и побоялся ей на глаза показаться.
Он сейчас пытается вспомнить все причины почему, и далеко не все вспоминаются.
Просто она бы посмотрела на него, и все к чертям бы полетело…
И его слабость убила бы их обоих.
Нет, если был риск, что его слабость убьет ее, то только с этим риском он и боролся. Его промедление уже убило их нерожденного малыша, потому что ему нужно было послушаться Лешея и не садиться с ней в одну машину. Послушать Лешея и вообще не тащиться в Индийский океан.
Тупоголовая беспечность поставила под риск, все что у него есть. Даже то, о чем он не знал.
Что-то очень много он не знал, и это результат того, что Роман потерял форму.
Док опять маячит прямо перед носом. Даже не подозревает, чем рискует. Какие горячие-горячие сейчас у Карелина руки. И как можно под них попасть.
Ничего Рома не умеет делать лучше, чем уничтожать все вокруг, но впервые искренне страшит, что будет дальше. После.