Но времени нет, а есть задача.
Он понимает, что только что потерял ее. Уничтожил четыре последних месяца. То есть, целую жизнь. Свою. А он-то думал, что она давно уничтожена. Да нет же, вот эти четыре месяца как раз слышал, как пульс наконец-то прощупывается.
Потому что решение он уже принял. И Кира никогда не простит ему. Не простила бы и отправку с охраной в Зельнегорск, и не поймет исчезновения без объяснений.
Он давится и давится от чего-то… потому что каких объяснений? Какие могут быть объяснения. Она даже сегодня телефон ему протянуть не решилась. Как он посмотрит на нее и прикажет переждать и запретит контакт следующие… сколько? Неделю, наверно.
Неделя как перестраховка за жизнь.
Это долго.
Как, проклятье, долго.
Он уже в невменяемом состоянии. Он посмотрит на нее и все…
— …хорош, хорош, — бормочет Лешей.
— Я тебя не понимаю, вот убей, не понимаю, — трясет головой старший.
— В этом и проблема, — бесцветно говорит Брус, и атмосфера в комнате леденеет. — Ты не понимаешь меня и ты не понимаешь Кулака. Это большая проблема и она — твоя.
Сан Сергеевич хмыкает и продолжает трясти головой, словно неверующе.
Карелин набирает кого-то одним касанием экрана.
— Позови ее сюда, — приказывает он. Переспрашивает у Сан Сергеевича: — Мариной ведь зовут твою старшую?
Тот ничего не отвечает, застыв в напряженной позе. Лешей отбивает карандашом по бумаге подобие марша. И смотрит на шокированного мужчину краем глаза, с таким выражением, словно сейчас улыбнется.
— Здравствуй, Марина, — говорит Роман, и не сводит острого взгляда со старшего мужчины напротив. — Как дела твои? Никто не обижает там, надеюсь?
Он внимательно слушает ответ дочери Сан Сергеевича.
— Как и положено. Не волнуйся. Домой сейчас отвезут, хотя путь не быстрый. Расскажешь папе потом.
Ее звонкий голос доносится из динамиков, хотя громкая связь отключена. Но истерика или злость в тоне не проскальзывают.
Старший глядит в Карешина во все глаза. Часть его мясистого лица багровеет. Но молчит.
— Конечно, — заключает Брус. — Это всего лишь… накладка. Дай трубку Мише. Вези ее обратно.
Роман не опускает телефон на стол. А держит в руке.
— Что за представление, Романыч? — взбешенный Сан Сергеевич вытаскивает свой смартфон и быстро что-то пишет. — Улет вообще. Где она находится, не гони.
— Она по дороге домой находится. Это та же дорога, в принципе, по которой ты к Кулакову в столицу ездил. Помнишь? Как это все началось?
Старший отшвыривает телефон на стол и мнет пачку сигарет. Он глядит на Бруса недоверчиво, но теперь кажется более вовлеченным в разговор.
— Я с Васей триста лет знаком, — ощетинивается тот на глазах. — И чего я не понимаю? Чего?
— Кулаков, в отличие от меня, свое место выгрызал десятилетиями и лишился всех зубов. Новые у него зубы, хорошие, не замечал? У него нет ни семьи, ни детей, ни даже женщины никогда не было. Сечешь? У Василия только его столичная корона есть и он, сука, пещерный. Он же мамонт еще. Единственный, кто не легализовался нормально. У него ничего, кроме власти нет. Он за нее на все пойдет. Ему есть что терять, и если думать, что мы рвемся к власти… Но даже если мы по факту не рвемся к власти… Ему позиции надо удержать перед всеми. Публично. На виду. Он уже пойдет на любую войну, чтобы чувствовать себя комфортно. А вернуть как было раньше — это уже недостаточно комфортно.
— … ну, пускай так, — вздыхает Сан Сергеевич и прикуривает сигарету снова. — Послушай, ты делай, как делаешь, но не наломай дров и не перегни. Вот как сейчас, с Маринкой. Потому что один раз я еще к нему схожу. Приберечь нужно этот момент. Выждать.
Лешей кивает, и Роман поводит головой, вроде соглашаясь.
— Возвращаясь к нашим баранам. То есть к Кириллу. Лады, оставляем возле хаты. И при ней везде, да? Ори скока хочешь, Ром, но это ведь все равно на виду или я чего-то не понимаю?
— Ты… ты предлагаешь… что? Ее одну… нахрен оставить, — он выдавливает из себя слово за словом. Ему нужно со стороны на себя смотреть и как бы не через себя это все толкать.
Где та самая пушка? Рома хочет ту самую пушку, она вроде в сейфе у него в другой квартире. Она нужна ему прямо сейчас. Кожа зудит и чешется.
— Да не предлагаю я такого, алло? Хорошо, Кирилл при ней, и если что — сразу в Зельнегорск ее закинет и осядут там красиво. Верняк?
— Нет, — погружает Карелин это слово в пространство, словно разворачивая кран с многотонной шпалой. — Не закинет.
Лешей отстукивает карандашом быстро-быстро.
Карелин наблюдает за входящим вызовом на свой телефон. Мигает нидерландский номер. Только Серов так звонит, когда снова работает в городе.
Этого звонка он ждал.
Серов — человек ничейный. Точнее, сверхчеловек, наверно.
Горечь желчью обжигает горло. Значит, так и будет.
Если наемник в городе, то это решенное дело.
Глава 35 КАРЕЛИН
Где-то должно нахлынуть облегчение, с какой-то стороны. Но его нет.
И на миг в венах что-то вскипает и разрывает все на своем пути. Он может сдохнуть тут. Вот прямо сейчас.
Это решение уже убило его, лишь сама смерть медленно подкрадывается.