— Боже правый… — пробормотала она. — Простите меня. Я ничего не знала… — Она глянула на обложку. — Тысяча девятьсот пятидесятый.
— Он есть и в ежегоднике сорок девятого года, — сказал Гант. — Он учился в Стоддарде два года, а затем перевёлся в Колдуэлл.
— Боже, — повторила она. — Разве не забавно? Может, он знал Дороти. — Казалось, что ей приятна такая мысль, словно тут отыскалась дополнительная ниточка, связывающая её возлюбленного с нею. Взгляд её опять упал на снимок.
— Он вообще никогда не упоминал об этом? — спросил Гант, несмотря на протестующие гримасы Кингшипа.
— Как, нет, он никогда не говорил и…
Медленно она оторвала взгляд от книги, только сейчас начиная замечать обеспокоенность и нервозность своих собеседников.
— Что такое? — поинтересовалась она.
— Ничего, — ответил Кингшип и бросил взгляд на Ганта, рассчитывая на его поддержку.
— Тогда почему вы стоите здесь, как будто… — Она снова посмотрела на книгу, потом — опять на отца. У неё вдруг сдавило горло. — Поэтому вы сюда и пришли, сказать мне это? — спросила она.
— Мы… мы только хотели проверить, знаешь ли ты, вот и всё.
— Зачем?
— Просто хотели проверить, и всё.
Она впилась глазами в Ганта.
— Зачем?
— Зачем Баду надо было скрывать это, — вопросом на вопрос ответил Гант, — если только он…
— Гант! — вскричал Кингшип.
— Скрывать это? — повторила Мэрион. — Что это за слово? Он не скрывал этого; мы не слишком-то много говорили про учёбу, из-за Эллен; он просто не успел рассказать.
— Почему девушке, на которой он женится, не следует знать, что он два года провёл в Стоддарде, — не сдавался Гант, — если только он не был как-то связан с Дороти?
— Связан? С Дороти? — Она заглянула недоверчиво своими широко открытыми глазами в глаза Ганту, затем, медленно отведя взгляд, сощурившись, посмотрела на отца. — Что это значит?
Лицо Кингшипа нервно подёргивалось, как если бы на него бросало ветром пригоршни пыли.
— Сколько ты ему платишь? — ледяным голосом спросила Мэрион.
— Плачу ему?
— За вынюхивание! — взорвалась она. — За разгребание грязи! За подбрасывание грязи!
— Он сам пришёл ко мне, Мэрион!
— Ну да, он выскочил чисто случайно!
— Я увидел заметку в «Таймс», — сказал Гант.
Мэрион гневно посмотрела на отца.
— Ты клялся, что не будешь этого делать, — сказала она с горечью. — Клялся! Тебе никогда не придёт в голову задавать вопросы, затевать расследования, обходиться с ним, как с преступником. О, нет, не так уж и много!
— Я и не задавал вопросы, — пытался протестовать Кингшип.
Мэрион повернулась к ним спиной.
— Я думала, ты изменился, — сказала она. — На самом деле думала. Думала, тебе нравится Бад. Я думала, что я нравлюсь тебе. Но ты не можешь…
— Мэрион…
— Нет, не можешь, раз делаешь такое. Квартира, работа — и в то же время вот это идёт полным ходом.
— Ничего никуда не идёт, Мэрион. Клянусь…
— Ничего? Я в деталях сейчас расскажу тебе, какая тут затеяна возня. — Она снова повернулась к нему лицом. — Думаешь, я тебя не знаю? Он был «связан» с Дороти — это он считается тем, кто бросил её в беде? И он был «связан» с Эллен, а сейчас он «связан» со мной — и всё ради денег, ради твоих сокровищ. Вот каких степеней это достигло — у тебя в голове! — Она швырнула ежегодник ему в руки.
— Вы не правильно это поняли, мисс Кингшип, — вмешался Гант. — Это у меня в голове, не в голове вашего отца.
— Видишь? — взмолился Кингшип. — Он пришёл ко мне сам.
Мэрион уставилась на Ганта.
— А кто вы такой? С чего вы решили, что это ваше дело?
— Я знал Эллен.
— Понимаю, — огрызнулась она. — Вы знаете Бада?
— Никогда не имел удовольствия.
— Тогда объясните мне, пожалуйста, что вы тут делаете, бросая на него обвинения у него за спиной!
— Это целая история…
— Вы сказали достаточно, — прервал его Кингшип.
— Вы ревнуете к Баду? — спросила Мэрион. — Это так? Потому что Эллен предпочла его вам?
— Именно, — подтвердил Гант сухо. — Меня снедает ревность.
— А вы слышали про законы о клевете? — наседала она.
Кингшип бочком пробирался к выходу, глазами делая знаки Ганту.
— Да, — согласилась Мэрион. — Вам лучше уйти.
— Одну минутку, — сказала она, когда Гант уже открыл дверь, собираясь выйти. — Теперь это прекратится?
— Здесь нечему прекращаться, Мэрион, — вздохнул Кингшип.
— Кто бы за этим ни стоял, — она посмотрела на Ганта, — это должно быть прекращено. Мы никогда не говорили про учёбу. И почему мы были должны, ведь Эллен?.. Для этого просто не пришло время.
— Хорошо, Мэрион, — сказал Кингшип, — хорошо. — Последовав за Гантом в коридор, он обернулся, чтобы закрыть за собой дверь.
— Это должно быть прекращено, — повторила она.
— Хорошо, — он замешкался, затем продолжил упавшим голосом: — Вы всё-таки придёте вечером, правда, Мэрион?
Она поджала губы. Задумалась на мгновенье.
— Потому что не хочу омрачать радость матери Бада, — наконец сказала она.
Кингшип закрыл дверь.
Они проследовали в аптеку на Лексингтон Авеню, где Гант взял кофе и вишнёвый пирог, а Кингшип — стакан молока.
— Пока нормально, — подытожил Гант.
— Что вы имеете в виду? — Кингшип уткнулся взглядом в бумажную салфетку у себя в руке.