— По крайней мере, мы знаем положение дел. Он не говорил ей про Стоддард. Теперь практически ясно, что…
— Вы слышали Мэрион, — возразил Кингшип. — Они не говорили про учёбу из-за Эллен.
Гант воззрился на него, слегка приподняв брови.
— Ну да, — медленно промолвил он, — этим можно успокоить её, ведь она влюблена в него. Но для парня не говорить своей невесте, где он учился…
— Но он же ничего ей не наврал, — запротестовал Кингшип.
— Они просто не говорили про учёбу, — саркастически усмехнулся Гант.
— Учитывая обстоятельства, думаю, это понятно.
— Точно. То обстоятельство, что он был знаком с Дороти.
— Вы не имеете права делать такие допущения.
Гант неторопливо помешал кофе, отпил. Добавил ещё сливок и ещё помешал.
— Вы её боитесь, да? — спросил он.
— Мэрион? Не будьте смешным, — Кингшип решительно поставил свой стакан с молоком на стойку. — Человек невиновен, пока его вина не доказана.
— Тогда мы должны отыскать доказательство, так ведь?
— Вот видите? Вы заранее предполагаете, что он проходимец.
— Я предполагаю чертовски куда более худшее, — сказал Гант, поднося вилкою ко рту кусок пирога. Проглотив его, спросил: — Что вы собираетесь делать?
Кингшип снова уставился на бумажную салфетку.
— Ничего.
— Вы позволите им пожениться?
— Я не смог бы их удержать, даже если бы хотел. Им обоим уже больше двадцати одного, разве не так?
— Вы могли бы нанять детективов. Еще четыре дня впереди. Они могли бы что-нибудь раскопать.
— Могли бы, — согласился Кингшип. — Если бы здесь было что раскапывать. Или Бад мог бы почувствовать слежку и сказать об этом Мэрион.
— А я-то думал, что я просто смешон, насчёт ваших отношений с Мэрион, — улыбнулся Гант.
Киншип вздохнул.
— Позвольте мне кое-что вам сказать, — начал он, не глядя на Ганта. — У меня была жена и три дочери. Двух дочерей у меня не стало. Жену я оттолкнул сам. Может быть, одну из дочерей я тоже оттолкнул. Так что теперь у меня осталась только лишь одна-единственная дочь. Мне пятьдесят семь лет, и у меня есть только дочь и несколько приятелей, с которыми я играю в гольф и говорю о делах. Вот и всё.
Немного погодя Кингшип всё же повернулся к Ганту; лицо его приняло жесткое, непреклонное выражение.
— А у вас что? — потребовал он. — Вас-то что, на самом деле, интересует в этом деле? Может, вам просто хочется поболтать про свой аналитический ум и повыставляться перед другими, какой вы смышлёный парень. Вам ведь совсем не нужно было устраивать весь этот балаган. У меня в кабинете, вокруг письма Эллен. Вы могли бы просто положить книгу мне на стол и сказать: "Бад Корлисс учился в Стоддарде". Может, вам просто нравится показуха.
— Может, — согласился Гант. — А ещё, положим, я думаю, что, может быть, это он убил ваших дочерей, а у меня есть такое донкихотское понятие, что убийц следует наказывать.
Кингшип допил молоко.
— Думаю, вам лучше вернуться в Йонкерс и провести приятно каникулы.
— Уайт-Плейнс. — Гант соскрёб ребром вилки прилипшие к тарелке последние крошки пирога. — У вас язва? — спросил он, покосившись на пустой стакан Кингшипа.
Тот кивнул.
Гант, откинувшись на своём табурете взад себя, смерил собеседника оценивающим взглядом.
— И, я бы сказал, фунтов тридцать избыточного веса. — Сунув запачканную в сиропе вилку себе в рот, одним движением дочиста облизал её. — Я так понимаю, Бад отвёл вам ещё лет десять жизни, максимум. А может, терпение у него кончится через три или четыре года, и тогда он попробует вас поторопить.
Кингшип поднялся с табурета. Вытащив металлический доллар из цилиндрического подпружиненного внутри футлярчика, он положил монету на стойку.
— До свиданья, мистер Гант, — сказал он и размашистым шагом отправился на выход.
Подошёл продавец и забрал доллар со стойки.
— Что-нибудь ещё? — спросил он.
Гант покачал головой.
Он успел на отправляющийся в 5: 19 поезд на Уайт-Плейнс.
9
В письме матери Бад лишь очень туманно намекнул на деньги Кингшипа. Раз или два он упомянул "Кингшип Коппер", но без всяких пояснений, и был уверен, что она, промыкавшаяся всю жизнь в бедности, о богатстве имеющая понятия такие же приблизительные и расплывчатые, какие у подростка могут быть — об оргиях, даже и не представляет, какую роскошь может позволить себе президент такой корпорации. Он с нетерпением ждал её приезда, а, вернее, того момента, когда сможет представить её Мэрион и её отцу и показать ей всё великолепие двухуровневой квартиры Кингшипов, зная, что в предвкушении свадьбы, её благоговейно распахнутые глаза будут каждый предмет мебели, каждый сияющий светильник воспринимать как доказательство громадных возможностей — но только не Кингшипа, а своего сына.
Вечер, однако, разочаровал его.