Поцелуй василиска

Я зажмурилась, но между веками все еще кружился огненный водоворот. Это был чистый восторг и страсть. Так чувствуешь себя на краю обрыва, когда ветер подталкивает тебя в спину, и до падения только шаг.

— Да, — выдохнула я, и мой ответ потонул в грохоте салюта.

В очках Дитера расцвел огненный дракон. Он вскочил и подхватил меня на руки, легко, как пушинку. Невесомым облаком взметнулись юбки, ветер взъерошил Дитеру волосы, скользнул по моей щеке, остужая разгоряченную кожу. Так чувствуешь себя, когда все-таки делаешь шаг за край, и осознаешь, что не падаешь, а летишь.

— Ия хочу тебя, Мэрион, — задыхаясь, произнес Дитер. — Больше всего на свете… с первого дня, как увидел… сегодня и всегда…

Он отступил обратно к лестнице. Я обвила его руками за шею и улыбалась, глядя в цветущую ночь. Я знала, что она будет нашей. Чтобы ни случилось потом, мы расцветем сегодня друг для друга.

Мы спускались долго, то и дело останавливаясь в пролетах и целуясь до стона, до дрожи в коленях. Мое тело, натянутое как струна, отзывалось на каждое прикосновение, и я не знаю, что сказали бы слуги, попадись мы им на глаза. Но в коридорах никого не было, все гости смотрели салют, и мы добрались до нашей комнаты, изнемогая от желания.

На пороге комнаты Дитер снова подхватил меня на руки и прошептал, осыпая поцелуями лицо:

— Это наша комната только на одну ночь, но позволь внести тебя в спальню… как жену…

Дитер перенес меня через порог, и мы упали на кровать, огромную и мягкую, перестеленную к нашему прибытию. Мне было душно и тесно в корсете, кожа горела, припухшие губы горели от поцелуев, и я хотела большего. Дитер уперся руками о матрас и навис надо мной, в глубине его темных очков клубилось горячее золото.

— Возможно, мы торопимся? — спросил генерал.

— Возможно, — шепнула я и обвела его губы указательным пальцем. — Но ты мой муж, а я твоя жена. Я больше не хочу ждать…

— И не боишься?

— Нет, — мотнула я головой, оставшиеся шпильки выпали и волосы рассыпались по подушкам. — Ну разве… совсем немножко.

Дитер стащил рубашку через голову, и я увидела, что мускулистый торс опоясывает татуировка.

— Небесный дракон, — я протянула пальцы и погладила его по груди.

— Черный дракон Мейердорфа, — поправил генерал. — А ты — прекрасный цветок из розария Адлер-Кёне.

Мы снова слились в поцелуе, я запустила пальцы в его волосы и с наслаждением перебирала их, дрожа от мучительно сладкого томления.

— Тебе не обидно проиграть пари? — в очках Дитера плясали лукавые огоньки.

— Проигрывать надо уметь, — улыбнулась я. — К тому же, за каждым поражением следует победа. Какое желание ты загадал, Дитер?

— Оно у меня одно, — ответил генерал. — Быть с тобой…

Треснули застежки корсета, зашуршала шнуровка, и я выгнулась, освобождаясь от ненужной одежды. Дитер восторженно выдохнул и коснулся губами моей обнаженной груди. Я вспыхнула не то от смущения, не то от удовольствия, закрывая глаза и целиком отдаваясь ласке.

Дитер ласкал меня по-другому, не так, как под лестницей в поместье Адлер-Кёне, и не так, как в спальне Мейердорфского замка. Тогда его прикосновения были сильными и грубыми, на грани отчаяния и ненависти. Теперь он исследовал меня осторожно, с любовью, настраивая меня, как инструмент, и я отзывалась на его прикосновения дрожью и стоном, и жар прокатывался по телу, тая внизу живота.

Я вздрогнула, почувствовав прикосновение шелка к своему лицу, но Дитер погладил меня по щеке и хрипло сказал:

— Не бойся, моя пичужка. Закрой глаза.

Я сразу поняла, что хочет сделать генерал и послушно зажмурилась, позволив ему завязать мне глаза сложенным вдвое шелковым шарфом. Все сразу погрузилось во мрак, и в нем все еще кружились и вспыхивали магические золотые искры. Ощущения стали острее, прикосновения Дитера сильнее и жарче, и я ахнула, когда почувствовала, как платье с легким шелестом окончательно упало на пол. Теперь я осталась перед ним абсолютно беззащитной и обнаженной, какой и должна оставаться женщина наедине с мужчиной.

— Ты прекрасна! — прошептал Дитер и скользнул ладонью между моих бедер.

Жар накатил лавиной. Я всхлипнула и подалась ему навстречу, стискивая пальцами уже взмокшее покрывало и разводя колени, раскрываясь перед ним еще больше и еще бесстыднее. В ушах грохотала кровь, внизу живота пульсировало сладостно и больно, и когда мне уже стало казаться, что нельзя больше выдерживать эту сладкую пытку, я почувствовала, как что-то горячее и твердое уперлось в меня.

— Потерпи немного, — простонал Дитер. — Пожалуйста…

И подался навстречу.