Самое ужасное, что он, невзирая на уговоры – не только мои, но и многих своих приятелей, которые, несмотря на легкость нрава, все же оказались людьми разумными, – не отступился от безумной идеи вызволить Эмилию из тягостного брака. Мишенька не желал понимать, что эта женщина уже была счастлива.
Как же… разве возможно ее счастье без него?
И тогда я еще подумал, что эта его страсть на редкость эгоистична. И быть может, права Эмилия, говоря, что Мишенька как есть – дитя, которое привыкло, что всякий его каприз тотчас удовлетворяется.
Как бы там ни было, но Мишенька и вправду отправился к Адриану Викторовичу и, глядя в глаза ему, заявил, что имеет намерение добиться развода с Эмилией, а после сочетаться с нею законным браком. Не знаю, что сделал бы я, случись судьбе поставить меня на место Прахова. Сумел бы сохранить спокойствие или же позволил бы ярости застить разум, лишив меня всякого благоразумия? К чести Адриана Викторовича, он выслушал Мишеньку со всем вниманием, а после указал на дверь, заявив, что боле не нуждается в его услугах. А такоже не желает видеть его в собственном доме.
И это, пожалуй, было наказанием худшим, нежели можно себе представить, ведь Мишенька лишился всякой надежды лицезреть ту, ради которой готов был на подвиг. Увы, сама Эмилия решение супруга поддержала. И когда Мишенька, окрыленный надеждою – я не могу представить, что он и вправду надеялся на согласие, – предстал пред ней с предложением немедля бросить постылого супруга и детей и бежать с ним в Италию, Эмилия решительно отказала.
Он умолял.
Он говорил много, пылко, полагаю, о том, какая чудесная жизнь их ждет. Он не допускал и мысли, что Эмилия не желает разделять его мечты.
Муж? Он не достоин ее.
Дети? Какая глупость… если ей так хочется детей, то родит еще. Мишенька согласен их терпеть…
– Бедный мальчик, – сказала ему Эмилия. – Надеюсь, ты поправишься и будешь еще счастлив.
Что ж, как и следовало ожидать, прямой этот разговор, крайне неприятный для обеих сторон, многое прояснил. И у Мишеньки не осталось иллюзий.
Этого он не смог пережить.
При всех моих симпатиях к Мишеньке, я вынужден был признать, что на деле он оказался человеком слабым, не способным пережить неудачу. Было ли причиной того обстоятельство, что с раннего детства его опекали, о нем заботились, спеша оградить от всяких забот, или же все-таки безумная страсть, не оставившая ему сил на спасение…
Не знаю.