– И я желал бы многое объяснить ей, но не умею… и это причиняет мне невыносимые страдания. А когда я себя режу, то боль телесная облегчает душевную.
– Прекрати, – попросил я.
И понял, что не в силах моих остановить его.
Уберечь.
Что я мог сделать с этой страстью?
Ничего.
Зато Эмилия нашла, как нам тогда показалось, выход. И Мишеньку отправили в Италию. Он сообщил мне об отъезде, и был трезв, и преисполнен надежд, ожиданий.
Он желал бежать от своей любви и все же…
– Я буду ей писать, – сказал он. – Я не позволю ей меня забыть.
Его отъезд, несколько поспешный, породил новую волну слухов, к которым я теперь не то чтобы прислушивался, но скорее не был к ним так безразличен, как прежде. Одни говорили, что Прахов поспешил услать любовника жены подальше и что вернуться Мише не суждено. Небось наймет Адриан Викторович людишек для темного дела.
– Тут-то душегубствовать забоялся, – сказала одна торговка другой, и товарка ее закивала: так оно и есть.
– Чушь, – не выдержал я.
И пусть знаком я был с Праховым мимолетно, однако вовсе не производил он впечатление человека, который способен был не то чтобы на ревность, но на душегубство. Впрочем, находились и те, которые усматривали в Мишенькином отъезде руку Эмилии, мол, надоел ей любовник, вот и услала с глаз долой. А сама нового ищет…
Как бы там ни было, вскоре слухи, как это водится, сами поулеглись.
Мы встретились с Эмилией случайно, и я, признаться, полагал, что на мою скромную особу она не обратит внимания, но Эмилия сердечно меня поприветствовала, будто бы я был ее душевным другом.
– Премного рада видеть вас, – сказала она, – и мне грустно, что вы, Андрей, забыли мой дом.
– Я…
Что я мог ответить?
Что не имел свободного времени? Сие есть ложь, ибо время у меня было в достатке, работа не занимала его. Или отговориться иною, приличествующею причиной? Или же сказать правду?
– Я полагал, что не совсем уместен в том обществе…
– Глупости, – Эмилия не позволила договорить. Она сама взяла меня под руку, что было вовсе немыслимо. – Вы мне нравитесь. А значит, будете дорогим гостем…
Признаюсь, я был смущен.
Нет, к своим годам я не полагал себя всеведущим, познавшим всех женщин, но скорее уж те, с кем довелось мне общаться, разительно отличались от Эмилии. Она держалась с удивительною свободой, будто бы напрочь забыв о манерах и всяческих иных правилах, однако при том не теряя чувства собственного достоинства.
– Или вам не интересно было?
– Непривычно.
Мы гуляли, и я получал от этой прогулки немалое удовольствие.
– Не ваше общество…