Повесть о братстве и небратстве: 100 лет вместе

С Веной, не слишком довольной превращением княжества в царство, царь, имевший там свои каналы, как-то договорился, зато отношения с Петербургом вышли на качественно иной уровень. Новые принципы взаимоотношений — «питерские» наконец поняли, что помыкать братушками себе дороже, а не помыкать выгодно — привели к резкому росту симпатий к России (именно как к России, а не как к лоббисту французских займов) в софийском политикуме. Визит Кобурга и Александра Малинова на Неву в 1910-м прошел, как сказали бы много позже, «в братской, сердечной обстановке», и переговоры о заключении союзного договора прошли более чем успешно.

Фердинанд всем этим ловко и тонко пользовался. Немец и католик, болгар, напомню, в глубине души в грош не ставивший, он стал в это время безусловным национальным лидером в глазах «верхов», а на «верхах» — истинным Карабасом-Барабасом, держащим на ниточках всех кукол, вплоть до буратин. Его теперь поддерживали даже былые враги типа ярого «македониста» Димитра Ризова, когда-то отмотавшего два года «за обиду, нанесенную главе государства», но теперь ставшего ярым

«царистом» и даже посланником в Италии, — и это лишь один из самых ярких примеров.

В такой обстановке Фердинанду было очень легко наращивать влияние, окончательно сводя на нет роль правительства, что он и делал. Изящно, тихо, незаметно, за рюмкой ликера, сигарой и беседами «о птичках» поссорив ключевых министров, он 29 марта 1911 года «с глубокой печалью» и благодарственным рескриптом отправил в отставку чересчур властного и авторитетного Малинова, сохранив с ним прекрасные личные отношения. Премьером стал банкир Иван Гешов, уважаемый технократ без амбиций, сформировавший кабинет по списку, «рекомендованному» Его Величеством.

В целом новое правительство было даже не «русофильским», а «прогрессистским»,

то есть «русофильским в квадрате»: каждое имя — подарок для империи. А лидер «прогрессистов», знакомый нам уже профессор Данев, с царской подачи стал главой Народного собрания. Люди в новом правительстве собрались очень покладистые, в большинстве к тому же не без мелких грешков, документики о которых были аккуратно подшиты в любимые «картонные папочки» хитрюги Фердинанда.

Таким образом, впервые с момента прибытия в Болгарию у бывшего «Фифи» появилось по-настоящему «его правительство», и управлял он «своими» министрами виртуозно, всех обаяя, на кого-то хмурясь, но прощая, кого-то ссоря, кого-то миря, всем всё разрешая, но с намеком, что вести себя надо хорошо, а не то вот папочка с завязочками — «пока у меня, ничего страшного, а вдруг журналисты украдут»?

В итоге, как писал Джордж Бьюкенен, будущий посол в Петербурге, «личность князя Фердинанда так выдавалась над окружающими, что я не считаю необходимым говорить о

его министрах, с которыми мне приходилось иметь дело. Все они большей частью были игрушками, движения которых управлялись его рукой, музыкантами, повинующимися палочке дирижера».

Так оно и было. Это подтверждают все. Впрочем, и то правда, что партитура оркестру очень нравилась. Ибо пусть звучание пока еще было мягко, на уровне увертюры, но неуклонно набирали силу ударные и духовые. Проще говоря, дело шло к войне, которая была неизбежна, потому что ее хотели все. А кто не хотел, тому предстояло захотеть.

БЕГУЩИЙ ПО ЛЕЗВИЮ

На самом деле без войны было никак. Вся логика событий, начиная с Освобождения, завершалась многоточием, и это утомляло всех, причем даже не по причинам экономическим. То есть и по ним тоже: академик Евгений Тарле вообще утверждал, что всё дело в изобилии пахотной земли в Македонии (что чушь, ибо пахотной земли там с гулькин нос) и выходе к Эгейскому морю через Салоники, равно интересовавшем и болгар, и сербов (что правда).

Однако экономика экономикой, а «национальный вопрос», для Болгарии ставший национальной idee fixe, ибо в Македонии обитала треть болгарского парода, был куда актуальнее, и Фердинанд, по натуре склонный скорее к маневрам, нежели к резким шагам, в этом смысле даже при отсутствии у него желания вынужден был бы шагать в ногу. А у него к тому же было и желание или как минимум понимание, чего желает и требует от своего царя коллективное подсознательное, — а против коллективного подсознательного Его Величество не выступал никогда, отчего и преуспевал.