Повесть о юности

Полина Антоновна обвела взглядом сидевших вокруг нее ребят: один потупил глаза, другой улыбается, третий — явно случайный посетитель кружка, и неизвестно, придет ли он в следующий раз. А «Лобачевский» слишком сложная и ответственная тема. Такую тему рискованно поручить кому-нибудь. Вот Дробышев из восьмого «А». Он бы, пожалуй, с ней справился. Неторопливый и медлительный, он обладал строгим математическим складом ума и большим упорством. Но он почему-то молчит, а заметив устремленный на него взгляд учительницы, произносит!

— Меня интересует Софья Ковалевская, Полина Антоновна.

Да, это мальчик вроде Вали Баталина — со своим, самостоятельным кругом интересов!

А Прянишников из того же восьмого «А» иронически улыбается и говорит:

— Чудна́я эта геометрия! Запутаешься!

Тогда неожиданно поднялся Борис.

— Позвольте я возьму эту тему.

— Вы?

— Да! — Борис прямо и испытующе смотрел в глаза Полины Антоновны, точно спрашивал: «Вы думаете, я не справлюсь?»

Это предложение обрадовало Полину Антоновну, но и смутило. С одной стороны, ей бросилась в глаза та порывистость, с которой Борис встал в ответ на легковесную реплику Прянишникова. Явный вызов! Но не дерзок ли он, этот вызов, И нет ли в нем горячности спортивного азарта? И справится ли, на самом деле, с этой темой Борис? Для него она хотела наметить что-нибудь другое, попроще. И в то же время как обрезать рвущиеся к полету крылья?

Малодушие Вали Баталина ее возмутило. «Вот уж действительно унижение паче гордости», — подумала она. И в укор ему и в наказание ей захотелось сейчас же передать доклад о Лобачевском именно этому решительному и быстро растущему парнишке, — пусть подумает, поработает и покопается в книгах. Почему бы в самом деле ему и не справиться?

Но, взглянув на Баталина, она поняла, что творилось в его слабой, не уверенной в себе душе. Бывают лица, на которых ничего нельзя прочесть. Плохо это или хорошо — Полина Антоновна затруднялась сказать. Может быть, хорошо, может быть, и плохо. Но бывают лица, на которых, как в зеркале, отражается все, что переживает человек. Обычно так бывает у непосредственных, искренних, хотя и не очень волевых людей.

Вот точно так же на лице Баталина отразилось и смущение, и сожаление, и раскаяние, и простодушное желание сделать доклад, который предложила ему Полина Антоновна. В глубине души это предложение было очень приятно Вале, оно льстило ему. Но… Есть характеры, тяжелые для окружающих, и есть черты характера, тяжелые для самого человека. Одну такую черту — болезненную неуверенность в самом себе — и почувствовала сейчас Полина Антоновна в Вале.

Она посмотрела на него, на Бориса и вдруг поняла, что оба они стоят сейчас, может быть, на каком-то большом повороте, от которого зависят их дальнейшие пути. Нельзя отпугнуть одного, и нужно поддержать другого.

Тогда ей пришла единственно правильная в данном случае мысль.

— Может быть, мы так сделаем, — предложила она, — мы разобьем эту тему на два доклада: «Жизнь и деятельность Лобачевского» и «Учение Лобачевского». Первую тему возьмет, Костров, вторую — Валя Баталин.

На том и порешили.

Так перед Борисом выросла неожиданная, но жизненно важная задача — не отстать от Академика и не ударить лицом в грязь перед горбоносым Прянишниковым, которого он невзлюбил со времени того злополучного футбольного состязания. Теперь это было для него делом чести.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Случай с Васей Трошкиным Полина Антоновна пережила очень тяжело.

Уже тогда, когда он, разорвав тетрадь, выбежал из класса, она поняла, что совершила ошибку. Она почувствовала это по растерянным взглядам ребят и по тому собственному внутреннему смущению, которое она ощутила в себе. И, придя после урока в учительскую, она не положила, как обычно, классный журнал на свое, полагающееся ему, место, а бросила на стол и тяжело опустилась на диван.

— Что это вы, Полина Антоновна? — спросила Зинаида Михайловна.

— И не говорите! — ответила та, стиснув руками свои виски.

Она откровенно рассказала обо всем, что произошло в классе, и так же откровенно призналась:

— И вот не знаю, как все это понять.

— А что тут понимать? — вмешалась прислушавшаяся к разговору Варвара Павловна. — Нужно потребовать, чтобы он переписал тетрадь. Это прежде всего. А потом…

— Н-да-а!.. — заметил куривший здесь же на диване Владимир Семенович. — Потребовать, уважаемая Варвара Павловна, легче всего!

— Требовать можно, когда имеешь на это моральные основания, — добавила Зинаида Михайловна.

Это замечание молодой и умной учительницы лишь подтверждало тот вывод, который начал складываться у самой Полины Антоновны: этого морального основания она не имела.

— Вы понимаете, — стараясь объяснить происшедшее не то сгрудившимся вокруг нее учителям, не то самой себе, говорила Полина Антоновна, — у него все выглядело уж очень по-ученически. Я хотела его немножечко оторвать от книжки, от учебника и толкнуть на самостоятельную мысль.

— Так это не тот парень, — сразу же заметила Зинаида Михайловна.

— Скажите спасибо, что по книжке-то выучил! — усмехнулась Варвара Павловна.