А сказки – они и есть сказки. Ну что плохого в том, что её ученики знают о Перуне и Купале, о Ладе и Магуре
[1], о птицах: Сирин, Алконост, Гамаюн [2].Ведь и контрольные и диктант были написаны хорошо, а глазастый Сашка вполне уверенно прочёл небольшой текст, выбранный самим инспектором.
– Невероятно! – Инспектор был вне себя. – При абсолютно дилетантском подходе к учебному процессу, при полном отсутствии педагогических приёмов и методов – налицо знания, и знания неплохие, выше удовлетворительных! Но, это ещё ни о чём не говорит! Никто, слышите, никто вам не давал права пренебрегать методикой преподавания и программой.. Вы что же думаете, в министерстве у нас дураки сидят? Тоже мне, Макаренко в юбке! У вас будут серьёзные неприятности, Мария, э… Александровна! И скажу вам по секрету, на папу не надейтесь – не поможет! Сказочница!
Разъярённый инспектор метался по классу, преисполненный обиды за министерство образования. Машино пренебрежительное отношение к методике преподавания вывело его из себя, и он никак не мог понять, как эта девчонка, не успевшая оторваться от школьной скамьи и отмыть обкусанные ногти от чернил, смогла научить детей главному – думать, размышлять. Ответы их были осознанными, продуманными… И это при вопиющем нарушении правил педагогики, дидактики.
Маша сидела за первой партой рядом с Сашкой и чувствовала себя провинившейся школьницей. Но, оглянулась, увидела испуганных детей, встала и тоном, не терпящим возражений, заявила:
– Извините, я должна дать домашнее задание и отпустить учеников. Время уроков давно закончилось. А потом вы скажете мне всё то, что ещё не сказали.
Инспектор даже голову в плечи втянул от такой неожиданной перемены, но возразить не посмел.
Когда класс опустел, он уже мягче, назидательно втолковывал:
– План – основа урока, поймите Мария Александровна. На вас лежит непростая задача, и министерство всячески помогает вам и другим педагогам решать эту задачу. А вы что делаете? Устроили тут непонятно что, прямо секта какая-то. Это же дети, Вы бы им лучше рассказы о Ленине почитали, о его детстве, о семье, в которой он рос. Чему Вы улыбаетесь? Это, между прочим, идеологически важный момент воспитания подрастающего поколения, идейной закалки, так сказать… Вот, что значит отсутствие элементарных педагогических навыков. Вы ведь на первом курсе учитесь, если не ошибаюсь? Заочница?
– Что плохого в знании истории? – не сдавалась Маша, – если люди будут знать, кто они и откуда, будет хуже? Да, я – заочница. Ну и что?
– Кто писал эту вашу ис-то-ри-ю? Какой летописец? Геродот? А может быть ваш батюшка, Александр Яковлевич, извиняюсь?.. Он ведь тоже историк, кажется. Кто утверждал эту историю, я Вас спрашиваю? Откуда Вы знаете, что эта Ваша история принесёт подрастающему поколению. Нам нужна достойная смена строителей коммунизма. Это чуждая идеология, поймите Вы…
– Что ж ты, Марья Александровна, человека голодом моришь? – Маша облегченно вздохнула, услышав голос тёти Тони, ставший за это время родным. – Милости просим отобедать, а там и за дело можно приниматься.
Всю напыщенность инспектора как рукой сняло. За столом Маша с удивлением наблюдала, как вместе с настоянной на зверобое, янтарной самогонкой, убывал его пыл. Хрустя солёным огурчиком и цепляя на вилку очередной увесистый шмат жареной свининки, он глядел куда-то мимо Маши, совершенно окосевшими, красными глазами и тихо икая, бубнил:
– Вам, девочка, надо придерживаться плана. А самое главное – следовать программе. Что ж это вы, отсебятиной детишек пичкаете…
Результаты… э, я хотел сказать – знания, э… неплохие, но планы, планы… И эти сказки средневековые. Хотя, если вдуматься, Марусенька… ничего, что я вас так, по-домашнему величаю? Так вот, с другой стороны… на кой чёрт всё это нужно? И кому, главное кому? Детям уж точно не нужна эта писанина… На вас поступила анонимка, деточка. Кому-то очень не нравятся ваши эксперименты. И отец ваш, Александр Яковлевич уже был вызван «на ковёр». Так что – тссс! Будьте бдительнее. Эх-хх, я бы сам эти сказки слушал, уж больно интересно…
При слове «анонимка» Маше почему-то вспомнилось, как недавно приехала Нина Феоктистовна – здешняя бывшая учительница. Приехала неожиданно для всех. Сказала, что книги нужно забрать, напросилась к Маше на уроки, а потом и на обед к Антонине Тихоновне, но неожиданно уехала, не попрощавшись и так ничего и не забрав. Не понравились её бегающие глазки ни Маше, ни тёте Тоне, да и дети как-то странно смотрели на свою прежнюю учительницу, и радости в их глазах совсем не было.
Инспектор бормотал что-то о призвании, о Макаренко, о бабах-училках, и когда шофёр старенького «уазика» вывел его из-за стола, говорить он был уже не в состоянии. Руки крепко прижимали к груди бутылочку настойки на зверобое, портфель приятно тяжелила банка с солёными огурчиками, а на губах блуждала пьяненькая бессмысленная улыбка.