Повести и рассказы

Пашка высоко поднял убитого ястреба и смело выступил им навстречу.

Птичий язык

Таинственные предосторожности

Уже с час, как рассвело, а ленивое осеннее солнце все еще не собралось вылезти из-за деревьев. Трава никла к земле от обильной росы; это предвещало хороший день.

Витька, Сергило, Пахом и Егор с ружьями за плечами весело шагали по лесу. Они громко разговаривали и смеялись.

— Вот бы лося встретить! — говорил Витька. — Я и пулю припас, на случай.

— Лося не лося, — поправил Сергило, — а рябчика ушибить неплохо бы.

— Лося-то ты сам первый струсишь, — засмеялся Егор. — Лось, когда по лесу прет, сучья копытами ломает. Ты подумаешь: человек идет — и душа в пятки.

— Дурак! — рассердился Витька. — Что мне, впервой?

— Тише, вы! — шикнул на них осторожный Пахом. — Близко уж!

И правда: впереди между деревьями замелькала канава. Охотники сразу притихли, пошли с опаской.

У канавы они остановились и долго прислушивались.

— Ладно! — сказал наконец Сергило. — Что у них, засада тут, что ли, на нас? Пошли!

Все четверо перепрыгнули канаву и быстро вошли в кусты. По другую сторону кустов была дорога. Охотники опять остановились. Витька отделился от товарищей и выглянул на дорогу.

— Вправо — никого, влево — тоже.

Он махнул рукой.

— Взад пятки идти! — шепотом напомнил Пахом. — Гусем.

Витька повернулся спиной и задом пошел через дорогу.

За ним таким же способом отправился Сергило, потом Егор, потом Пахом.

Они прошли так ловко, что на смешанном с глиной песке остался след в одну строчку. Казалось, тут прошел один только человек — туда, откуда они пришли: к канаве. За дорогой опять начинался лес. Охотники повернулись к нему лицом и поспешно направились в его темную глубину.

«Пррр! Прр!» Из-под самых ног у них вспорхнул выводок рябчиков и рассеялся по ветвям. Витька схватился было за ружье, но Пахом сунул ему под нос кулак.

— С ума сошел! У самой дороги!

Еще минут десять они все вместе молча шли вперед.

Егор не вытерпел первый:

— Айда, разомкнемся в цепь, да и начнем! Тут непременно выводки должны быть!

Пахом сказал:

— Помните: кто что услышит, сообщать на птичьем языке, и ни слова по-человечьи!

Они условились держаться на всходившее над лесом солнце и разошлись один от другого шагов на сто. По свистку Пахома все разом тронулись.

Витька снял с плеча ружье и держал его в руках. Он был готов в один миг взвести курки и выстрелить.

Еще не сделал он и десятка шагов, как товарищи исчезли у него с глаз. Со всех сторон обступили его темные ели, ржавые стволы берез; ноги то вязли в гнившей на земле листве, то ступали в хрусткий мох.

Легкий шум шагов глохнул в сырой тишине.

— Самые лешачьи места! — пробормотал Витька. — Того и гляди на медведя напорешься или еще того хуже.

И он подумал, что встретиться здесь со зверем не так страшно, как повстречать человека с большой медной бляхой на серо-зеленой фуражке: от зверя спасет ружье, а от человека… Не стрелять же, на самом деле, в медную бляху.

Запрещенный лес

Все это было давно, лет двадцать назад.

В огромном лесу, куда забрались молодые охотники, водились и медведи, и лоси, и множество пернатой дичи. Но охотиться в нем было строго-настрого запрещено.

Владел им один очень богатый и знатный помещик — герцог. Герцог никому не разрешал трогать дичь в своих владениях. Все его охотничьи угодья были разделены на участки, к каждому участку был приставлен сторож-лесник.

Лесники и конные объездчики днем и ночью шныряли по лесу, ловили и тащили в суд всякого, кто осмеливался застрелить хоть рябчика. Суд присуждал преступника к денежному штрафу или сажал в тюрьму; у того, кто попался в третий раз, совсем отбирали ружье. Герцог сам любил пострелять. Он охранял дичь для себя. Он собирал к себе гостей и устраивал для них большие облавы. Целые деревни сгонялись в загонщики. Лесники и крестьяне окружали участок леса и гнали перепуганную дичь прямо на охотников. Стрелки сидели на принесенных для них стульях и спокойно постреливали пролетающих над головой птиц и пробегающих мимо зверей. Сзади стояли егеря и заряжали ружья. Это была не охота, а бойня. В деревнях говорили даже, будто герцоговы егеря заранее ловят и привязывают к кустам куропаток и тетеревов. Стрелка подводят к птице, и он стреляет в нее, пока не убьет. Егерь со всех ног бросается за добычей, незаметно отвязывает ее и поздравляет стрелка с «полем». А между тем во владениях герцога жило много крестьян-охотников. Для них охота была совсем не забавой, а страстью и делом. Были семьи, в которых охотничья страсть переходила от деда к отцу, от отца к сыновьям.

В таких семьях крестьяне не занимались земледелием: они могли жить только охотой. И они охотились в запрещенном лесу, а герцоговы лесники охотились за ними.