Повести Невериона

– Ну да, – произнесла Прин, словно как раз об этом собиралась его спросить. Так вот и начинаешь думать заодно с Освободителем. Видно, он весь Неверион знает как свои пять пальцев – этот город уж точно.

Они перешли деревянный мост и миновали жаровню, ощутив идущий от нее жар. Пять-шесть ступеней впереди вели к широкому сиденью, застланному звериными шкурами. На одном его конце из-под тигровой шкуры торчало каменное крыло, на другом, где лежал черный мех, разевала клюв голова хищной птицы.

Горжик, взойдя на первую ступень, сказал Прин:

– Сядь сюда, – и показал на третью, покрытую белой шкурой – лошадиной или коровьей. Прин села, поставила ноги на нижнюю ступеньку. Шкуру давно не чистили – убирает ли тут кто-нибудь? Сам Горжик поднялся к трону. Его ороговевшие, все в трещинах ноги попирали черно-белую шкуру зебры четырьмя ступенями выше, наравне с носом Прин.

– Друзья мои! – прокатился под сводами его голос. Прин подняла глаза к потолку: неужто таверна над этим залом такая же громадная? Быть не может. – Я рад видеть столь много знакомых лиц и столь много новых! – Его нога сдвинулась, свет факела отразился в полированной бронзе: Горжик воссел на трон. Там, небось, тоже пыльно. – С другой стороны, я рад, что нас пока еще мало и я могу говорить с вами со всеми без церемоний, что могу видеть, кто давно примкнул к нам, а кто недавно. Когда наше число возрастет, об этом придется забыть.

Прин обвела взглядом лица, которым, на ее взгляд, и так числа не было.

Вот так неожиданность!

В первых рядах Лис шептал что-то Барсуку, а прямо за ними смотрел на нее в упор Западный Волк!

– То, что у меня в городе столько друзей, согревает мне сердце. То, что вы все пришли меня поддержать, говорит о недовольстве несправедливостью, царящей в нашей стране. Разница между вашим вчерашним и сегодняшним числом говорит о нашей растущей силе. Вчера я вас покинул с вопросом, выслушают ли меня при Высоком Дворе, сегодня принес вам благоприятный ответ. – По залу прошел ропот. – Узнав эту новость чуть раньше, я вышел в город. Чудесная весть делала его новым в моих глазах, и даже рынок, где я так часто внимаю гармонии труда и торговли, будто бы обновился – там звучала новая музыка, и я не узнавал его больше. – Прин, глядя вверх, видела только мощное колено и локоть, ходивший туда-сюда. – Сам барон Кродар, всесильный министр, даст мне аудиенцию!

– Почему не сама малютка-императрица? – вопросил женский голос среди одобрительного гула.

– Неправедная владычица наша! – добавил мужчина.

Прибыв из мест, где никогда ничего такого не говорилось, Прин испугалась не меньше, чем при виде Волка и Лиса, но остальные лишь посмеялись. Смех вселял чувство свободы, и Прин вспомнила свой полет.

– Я на многое не замахиваюсь, – сказал Горжик, вызвав новую волну смеха, – вопреки всей неправедности. Для начала и это неплохо. Вы пришли сюда со всего Невериона, по разным причинам и по-разному одаренные. Девушка, что сидит внизу, пришла просто из любопытства. – Прин опять посмотрела вверх и увидела над коленом улыбающееся лицо. – Я понимаю ее и принимаю столь же охотно, как и всех остальных. Ты, – над головой Прин простерлась широкая длань, – пришел из предгорий Аргин, не так ли? Я вижу это по кожаной косице у тебя на руке. В вашей провинции есть низкое каменное строение с семью треугольными дверьми, с головами разных животных на их вершинах. Я спросил, что это за дом, и мне ответили…

– Йа Кик йа Кра Кик! – отозвался грузный, коротко стриженный человек.

– Вот-вот. Не скажешь ли, что это значит?

– Дом богини, плетущей корзины, дабы нести зерно женщинам, детям и животным.

– Богини чего – свободы или рабства?

Мужчина задумался, теребя кожаную косичку на своем бицепсе.

– Она – богиня процветания… Богиня труда, а стало быть, и свободы.

– Хорошо! Значит, она улыбнется нашему делу, хотя у нас не так много женщин и, насколько я знаю, только одно дитя…

Освободитель под новые раскаты смеха смотрел вниз, на Прин, низведенной от девушки до дитяти. Она, в свою очередь, взглянула на щербатого, с жидкой бородкой Барсука, втравившего ее во все эти хлопоты.

– Мы должны уважать обычаи всех живущих в Неверионе. Я хочу спросить у тебя… – обратился он к варварке, которая шепталась с соседкой – о ее происхождении говорили желтые волосы, связанные в пучок. – Когда я был еще мал и бегал по этим улицам, женщины с юга, беседуя меж собой, все время повторяли одно слово, «ниву», но от ваших мужчин я ни разу его не слыхал. Теперь, проходя по улице, я снова слышу «ниву то, ниву се». Скажи наконец, что это значит? Я достаточно знаю ваш язык, чтобы попросить о еде и ночлеге, и понимаю, когда мужчина говорит, что он сыт и доволен или, наоборот, болен и голоден – но этого слова так и не знаю.

– Освободитель, – ответила женщина с невообразимым варварским выговором, – если ты хоть немного знаешь наш язык и обычаи, то должен знать, что «ниву» – не мужское слово.