Повести Невериона

– А ты мне нравишься, девочка, – заявила она и переставила плечевую пряжку еще на две дырочки. – Твое счастье, иначе… – Она скорчила страшную рожу; Прин попятилась было, но поняла, что Ини просто слишком туго ремешок затянула. – Как правило, я женщин убивать не люблю – предпочитаю мужчин. Не понимаю я их. Не люблю. Они куда легче смиряются, когда чего-то не понимают. – Серые радужки глубоко посаженных глаз впились в Прин. – Ты это хотела знать? Все хотят, и ты тоже.

– Ничего такого я знать не хочу! – Недоставало ей еще этих безумных речей после госпожи Кейн с ее секретаршей; что за страшное существо.

– Да ну? Я знаю, что ты врешь, но хорошо тебя понимаю: любопытство в тебе борется со страхом, причем страх побеждает. Будь на твоем месте мужчина, он боялся бы не меньше тебя, но сказал бы: «Как интересно!» Или улыбнулся бы и начал поддакивать мне, или стал бы убеждать меня в том, что я неразумна, больна, исполнена зла. Такую ложь я понимать не желаю. Вот почему я не хочу, чтобы на твоем месте оказался мужчина. – Ини застегнула последнюю пряжку. – Вот почему остаюсь здесь. Вот почему я бы его убила.

Прин, наверно, волновалась бы меньше, если бы Ини угрожала ей напрямую – дарованная ей безопасность нисколько не успокаивала. Здесь требовалось рассуждать здраво, но именно здравый смысл подвергся сейчас нападению в пользу честности, совершенно непонятной для Прин. Хрупкое спокойствие, которое она начинала обретать этим утром, исчезло бесследно.

Лестница рядом с той, по которой убежала вниз секретарша, вела наверх, в комнату, где Прин спала.

– В этом доме, по крайней мере… – Прин, начав подниматься по лестнице, оглянулась: Ини перестегивала пряжки совсем по-другому, – мужчина вряд ли окажется на твоем месте. Мы с тобой здесь теперь на равных!

Прин поспешила наверх. Она не имела понятия, о чем говорила Ини, но какое бы то ни было сходство с этой юной убийцей пугало ее до крайности – почти ужасало.

Две стороны двора занимал балкон с балясинами в виде львов, змей, быков, птиц. В комнаты входили с него.

Одна дверь так и стояла распахнутой с тех пор, как Прин вышла в сад. Прин вбежала и захлопнула ее за собой.

Проснувшись здесь с час назад, она не усмотрела в комнате ничего особенного, но теперь во все глаза разглядывала отвалившуюся кое-где штукатурку, грубо сколоченную кровать со стеганым одеялом, вышитым красными, синими, золотыми узорами, умывальник с надтреснутой глиняной чашей; все это изобиловало противоречиями столь же зловещими, как если бы на стенах, между стропилами и на красном навощенном полу было написано «берегись».

Одни стулья стояли вдоль стены, другие составили кучей в углу. Не кладовая ли это? Ну, во всяком случае, не темница. Темницы, насколько слышала Прин, помещаются в подвалах, не на балконах.

Как бы отсюда сбежать? В дверь просто так не выйдешь, а окно слишком высоко над землей.

В дверь постучали, и вошла Лучистая Бирюза с подносом.

– Извини, – сказала она, неуверенно улыбаясь. – Почти все наши слуги, кроме кухарки, ее помощниц и садовника, разбежались, но фрукты хорошие, свежие. – Варварский выговор чувствовался разве что на звуках «с» и «р». – Рилла сказала, чтобы я перестала дурить и отнесла их тебе… мед тоже. Я сама никогда не ем мед по утрам – но если хочешь, я принесу…

– Нет-нет, спасибо, – поспешно ответила Прин, хотя охотно бы отведала меду.

– Ты не привыкла к слугам, верно? – Секретарша поставила поднос на подоконник. – Ини тоже была такой на первых порах, но приспособилась быстро – и тут они как раз все ушли. Нам теперь приходится исполнять двойные обязанности, и мало кому это нравится. Не удивлюсь, если сегодня уйдет еще кто-то – только не кухарка, Гия, и не садовник. Они преданы госпоже.

– По какой же причине ушли другие? – Прин не кривила душой, просто хотела опереться на что-то знакомое в новом для себя положении.

– Отсюда ее плохо видно, а из моей комнаты хорошо.

Прин, не найдя в этом ответа на свой вопрос, подошла к окну.

– Что же тебе видно?

– Дом Освободителя, что же еще.

Прин, навалившись на подоконник, разглядела за садовой стеной крышу и часовых.

– Очень не хочется новую кухарку искать. Довольно и того, что придется обучать новую домоправительницу, хотя я, видят боги, уже это делала. Менять кухарку в таком доме, как наш – сущее наказание, но Гия, садовник и я – люди верные. Наемных слуг, похоже, освободить куда легче, чем рабов: перешли в другой дом, и готово.

Прин надкусила персик, взятый из синей чашки.

– Может, он и нас желает освободить? – размышляла вслух раздраженная Бирюза. – Не думает ли он, попросту поселившись по соседству, ослабить ее власть над людьми?

– Чью власть, императрицы? – спросила с набитым ртом Прин и тут же по взгляду Бирюзы поняла, что сказала большую глупость.

– Власть над людьми, живущими в этом доме.

– А, так ты о госпоже Кейн говоришь?

– Думаешь, это она здесь правит? – Бирюза скорчила трагическую гримасу, и Прин, полагая, что она собралась уходить, спросила:

– Ты ведь варварка? – Персик, хоть и большой, был совсем неспелый и напоминал по вкусу сырую картошку.

– Да.