Повести Невериона

– Хороший – это верно, лучше уже не бывает. А вот счастлив ли? Теперь вроде бы да, а год назад был несчастен – и, может, через год опять будет. – Карвен провел пальцем под носом, взъерошив черные усы еще больше. – Сам я человек простой, проще Тратсина. Работать не люблю, а люблю играть и подрабатываю, только когда жить совсем не на что. Но помню, что было вчера, и могу прикинуть, что будет завтра – счастья так не добьешься.

– Что же, по-твоему, будет с Тратсином? И что с ним было в прошлом году?

– Он плотник, это да, но почти все наши мужчины работают на Нижнем перевале, в каменоломнях. Как Малот.

Из хижины под ними вышел сгорбленный мужчина с двумя молотами на поясе. Следом выскочил мальчик, забежал вперед – и обернулся девочкой.

– Побежали, отец! Мы опаздываем!

– Ты беги, а я уж шажком.

– Вуджи, он вроде меня, – засмеялся Карвен. – Чтоб я да пошел на работу без завтрака? Только он хворый. Все остальные отправились на работу еще затемно, может и под дождем, а Вуджи с дочкой каждый раз на пару часов опаздывают. Ему позволяют из уважения к его возрасту и болезням. Девочка собирает осколки и получает железную монету за три дня работы, а Вуджи приходит когда хочет и работает сколько хочет. Тратсин говорит, это по-человечески, а по мне так убийство.

Прин недоуменно нахмурилась.

– Тебе платят по количеству камня, который ты добываешь. Если человеку не под силу добыть больше, чем зеленому пареньку-первогодку, ему и платят как зеленому пареньку, даже если он хворый старик.

Прин вспомнила заботу госпожи Кейн о больном землекопе.

– В городе я встретила человека по прозванию… – Она чуть не сказала «Освободитель», но ведь его занимали только рабы.

– Всем платят по числу камня, кроме городильщиков. Тратсин, когда поступил к ним мальчишкой, шутил, что работает вовсе за так. Они ставят деревянные леса для работ наверху, и платят им всегда одинаково, но меньше, чем камнеломам. И не проходит года, чтоб кто-нибудь из юнцов не сорвался вниз. До прошлого года Тратсин как раз этим и занимался, и я, его друг, знал, что он эту работу терпеть не может. Он все время боялся и потому ничего не хотел менять в своей жизни. Спроси его, и он скажет: «Я там научился работать по дереву – без этого я не нашел бы себе работу получше». А знаешь, как он получил эту свою работу? У одного старого кровельщика есть двоюродный брат, плотник; его нанимают богатые семьи, которые новые дома себе строят, и пошла у них мода на эти северные скамейки. Кровельщик этот, Марг, и смекни: а почему бы здесь такие не делать? Подрядил брата своего, с полдюжины городильщиков вроде Тратсина, купил под мастерскую старую житницу, нашел мастеровитого карлика – и пошло дело! И наш Тратсин, для которого главное в жизни труд, счастлив, покуда заказы есть – а через год они вряд ли будут. И отправится Тратсин еще с парой ребятишек, а может, и со второй женой, обратно в каменоломню. По дереву он теперь работает хоть куда, но на жалованье городильщика больше не проживет, и придется ему идти камень бить. Перестанет он вещать о труде, как бог-созидатель, и начнет проклинать его, как все смертные – хотя будет еще пыжиться и богом прикидываться. Таков уж он, и половина рабочих в нашей деревне тоже такие. Хотел бы я знать, что поделывает в городе Малот.

– Малот?

– Ну да, полоумный брат Тратсина, что сбежал с каменоломни три недели назад – всё в город его тянуло. Не такой уж и полоумный, если подумать. Но ты вот тоже в Колхари побывала, и что? Обрюхатили тебя, вот и весь твой прибыток.

Прин понимала, что он это не со зла, но вспыхнула, стиснула зубы и постаралась удержать слезы.

– Ничего, не пропадешь. Ты нам по нраву пришлась, мы тебя в беде не оставим. А у Малота ни мозгов, ни умения, не то что у брата. Лучше уж брюхатой быть, чем безработным ломщиком камня.

Прин вспомнила безработных, толпящихся у Нового Рынка.

– Только я не удивлюсь, если Тратсин и Браган через год тоже в город подадутся. Печально это, но скорей всего так и будет. Ладно, пойду поохочусь – не на зверя, не думай. Ребятишки не все плодовые деревья еще обобрали. Сплету мешок, наберу в него груш, Браган спечет с ними пирог к ужину – вот, выходит, и поработал, хотя детишки назвали бы это игрой.

Мешки не надо плести, подумала Прин – их куда проще делать.

– Труд делает человеком? – Карвен потряс головой, точно эта мысль прилипла к нему, как мокрица к дерюге. – Никакой не труд, а игра! Просто, когда работаешь, меньше винишь себя за игру, а я и так не сильно виню. Ну, и друзья меньше дразнят. А в Колхари с этим как?

– Там… все по-другому. Ничего не поймешь. Я, во всяком разе, не понимала – может, потому, что не знаю, как они жили раньше и что с ними будет потом.

– Значит, счастья тебе не видать, как и мне, – усмехнулся Карвен. – Все игроки такие. Только те, кто любит трудиться, смеют счастья искать. Тебя-то скоро дитё отвлечет от подобных мыслей, а я пойду в лес да поразмышляю – тоже в своем роде игра.

Прин вернулась в дом сказать Браган, что мужчины ушли. Она откинула дверную завесу, и пол будто взвился ей навстречу.