Повести Невериона

– Я люблю тебя и знаю, что ты меня любишь, – говорила она ему; большому увальню это нравилось, и он улыбался, а младший, подслушав ее, улыбался не менее широко. – Это всё, что мне надо знать. – Говоря это, она чувствовала некоторую неловкость, будто никак не могла произнести с надлежащим выражением лицедейскую реплику – может, потому столько раз и повторяла. Любовник улыбался ей, и тыкался носом в ее шею, и гулял с ней под деревьями, обняв ее за плечи, но сам не говорил почти ничего.

Как мы замечали ранее, Прин уже лишилась невинности – в провинции с ней расстаются еще раньше, чем в больших городах. Но опыт у нее был небольшой, не говоря уж о том, что теперь она спала с мужчиной, которого две недели назад еще знать не знала, и не имела поддержки традиций и ритуалов, пристраивающих девушку замуж, когда это необходимо. Надо рассказать также, как однажды на постоялом дворе колхариец привел к Прин двух императорских солдат из местного гарнизона и препирался с ней битый час – негромко, но с той же спокойной решимостью, с какой освобождал застрявшее в ручье колесо. В конце концов она согласилась лечь с ними.

Колхариец приводил следующие доводы: старший слишком много потратил на пиво, и теперь даже оставшихся у Прин денег не хватит, чтобы заплатить за ночлег; это не Колхари, где можно остаться и отработать свой долг; это захолустье, где все друг другу сродни, а чужих не любят, что доказывали уже много раз.

Если же она обслужит солдат, то они преотлично за всё расплатятся.

Денег все-таки не совсем хватило, но хозяин не стал придираться, хотя был недоволен и видеть их более не желал.

Затем мы поведали бы, как часа через три после отъезда Прин ввязалась в ссору со своим возлюбленным – до того глупую, что, покинув в гневе обоих спутников, она не могла припомнить, в чем, собственно, было дело. (Не в солдатах. Старший про них не знал – дрыхнул, напившись пива, – а младший обещал, что не скажет.) Прин знала только, что счастлива от них обоих избавиться – и расплакалась, прошагав два часа по пыльной, палимой солнцем дороге.

Она думала, что беременна.

Последние дни, по правде сказать, она только об этом и думала, мечтая – до прошлой ночи – вернуться с любимым в Колхари или даже в Элламон, а младший пусть хоть сквозь землю провалится.

Сейчас ей этого уже не хотелось. Старший слишком ленив, а горожанин просто мерзавец; они не перестанут возить свои подозрительные грузы и не раздружатся из-за какого-то там ребенка.

Так она и плакала следующие три дня – и в одиночку, и на людях.

Один человек сказал, что возьмет ее в свою лодку, если она поможет ему рыбачить. Прин села в мелкий челнок, выложенный изнутри тростником. Рыбак с завязанными за ухом волосами греб большими деревянными веслами, на дне лодки лежал перемет с костяными крючками. Прин, совсем выбившаяся из сил, остро ощутила свою беспомощность, и слезы в сотый раз покатились по ее пухлым щекам.

Рыбак молча работал веслами.

– Меня зовут Прин, – наконец сказала она, – и у меня будет ребенок.

Рыбаку на вид было не больше двадцати четырех, хотя он уже лысел понемногу. Все его одеяние состояло из набедренной повязки с тремя бронзовыми когтями, пропущенной меж волосатых ног. Он нагибался и откидывался назад, нагибался и откидывался, и лямка на его правом плече то натягивалась, то опадала.

– А я Тратсин, – сказал он. – У меня тоже будет. Жена у меня беременна, – пояснил он, видя недоумение Прин. – Это уж третий, две девчонки у нас. Верней, четвертый. Первый был мальчонка, да она его потеряла – мы тогда еще вместе не жили. В наших местах говорят, что девчонки – это проклятие для семьи, а о престарелых родителях кто заботится? Дочки, вот кто. Мои старики жили вместе с сестрами, и жена не хотела ко мне уходить, пока не умер ее отец. Умер и мальчик, а все потому, что родного отца, то есть меня, рядом не было. Вот и я, когда состарюсь, буду с кем-то из дочек век доживать. Я хороший отец, они возражать не будут. Поехали со мной, девонька. Жену зовут Браган, она хорошая. Ровесница тебе, только потоньше будет – то есть раньше была. Ну, может, постарше на пару лет. Поехали!

И Прин снова расплакалась.

Плывя вниз по течению, они трижды останавливались порыбачить. Оказалось, что Тратсин на самом деле не рыбак, а плотник и лодку одолжил, чтобы наловить рыбы. Мужчине надо иногда отдыхать от женщин, сказал он, хотя против общества Прин ничего не имел. Жена его, Браган, была уже на седьмом месяце. Он надеялся, что будет мальчик, но и девочке был бы рад, всё лишняя пара рук. С ними до последнего времени жил его младший брат Малот, чудной парень. Работал на руднике, а потом взял и сбежал в город. Так, по крайней мере, все думали: полгода он только об этом и толковал, а после из дома пропали все деньги. Тратсина это сильно задело, ранило в самое сердце. Он называл городок, где они живут, но Прин не расслышала из-за новых слез. Не иначе, Малот плохо кончит, говорил он. Женина двоюродная сестра Гутрид тоже с ними живет и портит им девочек – сама еще ребенок, глупышка. Не понимает он, чего ей надо от жизни.