Повести Невериона

Крона высокого дерева хлестнула ее по ногам. Дракон сложил крылья – это хорошо, иначе они порвались бы. Но они падали – нет, еще скользили по воздуху. Дракон накренился. Прин, лежа на его костистой шее, все туже натягивала поводья. Драконьи мускулы играли между ее колен. Летун затормозил на осыпи… сделал шаг, другой, третий… остановился.

– Ну, здравствуй! – Женщина, сидевшая у костра на поляне, приподнялась на одно колено, держась за повозку, и повторила: – Здравствуй! Твой дракон? – Ее вол спокойно щипал траву.

Прин, перекинув ногу через шею дракона, съехала наземь по чешуе. Кожаная юбка задралась до самого пояса.

– Мой! – Она увернулась от развернутого и снова сложенного крыла. – То есть я летаю на нем…

В поседевших волосах женщины проглядывала рыжина, на загорелом лице – веснушки.

Прин моргнула и рассмеялась, как способна смеяться только пятнадцатилетняя толстушка с темной кожей и копной курчавых волос. Смех разбивал страх, взбивал любопытство и сливал девочку воедино – по крайней мере, в глазах женщины с повозкой – с сосновыми иглами, каменной осыпью и проглядывающим между тучами небом.

Женщина засмеялась тоже, а дракон открыл клюв, оскалил мелкие, подгнившие, ни на что не годные зубы и зашипел.

– Ты кто будешь? – спросила девушка.

– Норема-сказительница. – Женщина, сунув руки в карманы штанов, перешагнула через кострище. – А ты?

– Я прин, воительница, воровка! – Украла она только раз – овсяную лепешку из печки кузена три недели назад, но чувствовала себя настоящей преступницей.

– Трудно тебе будет снова взлететь.

Смеющийся рот прин скривился.

– А то я не знаю!

Вол тронул с места, скрипя деревянными колесами, и уставился на дракона. Тот стоял, приподняв когтистую переднюю лапу – драконы могут долго оставаться в таком положении.

– Все известные мне наездницы – девчушки меньше тебя.

– Это верно, но живу я в Элламоне – верней, близ него. Со своей двоюродной бабушкой. И вижу, как они летают, а приезжие на них смотрят. Они все плохие, знаешь? Дрались с матерями, не слушались отцов, воровали, даже убивали иной раз. Их свозят сюда со всего Невериона…

– Воительниц и воровок?

Прин потупилась, копая песок босыми ногами.

– Ты иноземка. Откуда тебе знать про драконов и девчонок, которые на них ездят.

– Ну, рассказов-то много ходит. Да я и раньше бывала в этом странном… очень странном краю. Почему же летаешь ты?

Прин отряхнула пыльную коленку пыльной рукой.

– Потому что всегда хотела. Я ведь расту – все только и говорят, как я выросла. Скоро стану слишком тяжелой, чтобы летать, надо поторопиться. Всем наездницам по двенадцать-тринадцать лет – старше они, похоже, уже не станут, – к тому же их голодом морят, чтоб были тощие. – Прин оправила тунику на животе, не сказать чтобы тощем. – Ростом я невелика, но вешу порядочно.

– Зато ты сильная, и смех у тебя хороший.

– Не знаю, насколько я сильная, но дикого дракона взнуздала. И подвела его к краю утеса.

– Значит, тебе силы не занимать.

– Так ты уже бывала здесь раньше? – В этом вопросе подозрения было больше, чем хотелось бы прин. Подозревать всех и каждого она научилась у бабушки, ну да ничего – смех всё исправит. – А теперь зачем приехала?

– Подругу свою ищу. Когда-то она была наставницей в драконьих загонах и рассказывала мне об этих плохих девчонках. В волосах у нее бусины из синего камня, на лице черная тряпичная маска, на бедре двойной меч. Мы путешествовали вместе несколько лет.

– Что же с ней потом стало?

– О-о… Я рассказывала ей сказки, длинные, чудесные сказки, сама не зная порой, слышала я их в детстве или выдумала сама. Через некоторое время эти сказки стали для нее интересней, чем я. Как-то ночью у костра, полируя свой двойной меч, она сказала, что утром пойдет посмотреть, правдива ли одна из моих историй. И ушла, забрав свои одеяла и меч. Я не слишком беспокоилась – мы с ней часто расставались на несколько дней, а то и недель, и нашей дружбе это не мешало. Но недели складывались в месяцы; я не нашла следов от костра подруги у каньона Меньят, никто не видел ее у северных склонов Фальт, не укрывалась она в пещерах Макалаты на краю западной пустыни, и на побережье Сарнесса ее тоже не оказалось.

– И что ты сделала дальше? – прин, сев на корточки, водила палочкой по золе.

– Стала ее искать. Объехала много мест и еще, как видно, много объеду. Сюда я приехала потому, что она когда-то работала в Элламоне и была счастлива здесь.

– М-мм, – подозрительно протянула прин.

Женщина вгляделась в ее каракули.

– Пи-рин. Это что же?

– Так пишется мое имя.

Женщина присела с ней рядом.

– Не так. Ставь сверху черточку, чтобы два слога сливались в один, иначе люди будут произносить твое имя неправильно, – сказала она и написала новое слово под знаками прин.

– Откуда ты знаешь? – прищурилась девочка.

– Знаю, потому что сама придумала это.

– Придумала что?

– Письмо. Я тогда была девочкой не старше тебя и придумала, конечно, не всё, а только знаки, чтобы произносить слова. Знаки для животных, для разной еды, для количества, для различных дел и мыслей, даже для людей уже были, но как писать слова, придумала я.

– Правда?