Повести о чекистах

— Ты забыл о присяге? Запамятовал?.. Что полагается в таких случаях? Забыл? Напомню! Ве-рев-ка! Кайся, кат, и не финти! Сбрешешь — продырявлю шкуру!.. — Он опять выхватил пистолет и наставил его на свою жертву.

Зубан, как куль с отрубями, повалился на землю у ног Коломейского и запросил пощады. Сначала сослался на болезнь, стараясь остудить рябого, но, почувствовав, что тот не верит ему, стал выкладывать все начистоту: от имитации смерти до ограбления перекупщика скота. Коломейский, кажется, удовлетворился его рассказом. Он пинком поднял его с пола и пренебрежительно бросил:

— Все это было давно известно мне, ангел мой. О пощаде забудь, я не поп и не Верховна Рада. А ну, приведи себя в порядок! — Сам сел на скамейку, поморщился. Он был похож на пресытившегося кота, в когти которого попала неосторожная мышь. Зубан поправил одежду, мельком глянул на топчан у противоположной стены. Ноги его не держали. Молча, как рыба, заглатывал он воздух и ошалело глядел на своего мучителя. Тот наслаждался видом Зубана. Но сесть ему не предложил. Он ждал, когда «мышь» придет в себя.

— Ладно, садись, — наконец смилостивился Коломейский. Зубан робко ткнулся на край топчана. Рябой еще выждал минутку и проскрипел:

— Своими безрассудными поступками ты плановал убить сразу двух зайцев: обвести меня со Стефаном. Но от нас тебе не отвертеться, как собаке от хвоста. Зря ты, ангел мой, плевался против ветра, ведь обгапал не нас, а себя. На себя и пеняй. А не приходило ли в паршивую твою голову, что мы давно наблюдаем за этим местом, что усадьба может понадобиться нам? Конечно, нет. Иначе ты не сунул бы сюда своего поганого носа… — Он положил на скамейку пистолет, который крутил все это время на указательном пальце, и продолжил, смакуя каждое слово: — Тебе придется покинуть этот райский уголок. Ты здесь не ко двору… Но об этом у нас будет отдельный разговор. В этом доме, я знаю, есть хороший подвал. Его нужно будет оборудовать под бункер. Этим и займешься. Завтра ближе к ночи на усадьбу прибудет боевик Осадчий. Встреть его. Он разъяснит, что и как нужно делать. Не пытайся ослушаться его или своевольничать. Агитации больше не будет, скидки тоже. — Коломейский кинул стремительный взгляд в маленькое оконце. — Узнай, ангел ты мой, нет ли кого во дворе. Мне пора.

Не веря тому, что на сегодня экзекуция окончилась, Зубан встал. В дверях он интуитивно оглянулся: ждал пулю в затылок.

* * *

Увидев из кухни, как Коломейский втолкнул Зубана в кладовку, Марина насторожилась: «Что бы, это значило? Кто этот рябой и почему так бесцеременно обращается со сторожем?» Любопытство взяло верх. Она вытащила из шкафа кастрюльку с остатками супа и вышла во двор. Лучик был заперт в конуре. Почуяв своего, он заскребся и жалобно заскулил.

— Сейчас, сейчас, — успокаивала Марина собаку, нагибаясь, чтобы открыть дверцу. Она оглядела двор и заметила еще одного незнакомца, затаившегося за деревом. Он держал наготове автомат, всматриваясь в сторону кладовой.

Марина вылила суп в алюминиевую чашку, выпустила собаку, выждала, пока пес покончит с едой, вернулась к себе. Все это она проделала медленно, не торопясь, превозмогая вдруг охвативший ее страх. Оказавшись в своей комнате, накинула крючок и села в дальний угол. А вдруг эти пришельцы заглянут и к ней на огонек?.. Томительно тянулось время. На дворе сгущались сумерки. В коридоре послышались шаги. Марина на цыпочках подошла к печке и за ней нащупала завернутый в тряпку браунинг. Положила его себе за халат, вновь села на кровать и стала ждать. Кто-то грузный прошел мимо ее двери, и скоро в коридоре все стихло. Всю ночь она не смогла сомкнуть глаз, ожидая визита непрошеных гостей.

* * *

После ухода Коломейского и его охраны Зубан долго стоял среди двора, бессмысленно глядя в темноту и ощущая в себе полнейшую пустоту, будто из него вытряхнули все живое. Он понимал, что дальнейшая жизнь безысходна и от своей судьбы не отвертеться. Прошлое нависло над ним огромным валуном и готово было в любую минуту раздавить. Он в нерешительности потоптался на месте и, еле передвигая ноги, будто на каждой было привязано по гире, прошаркал к себе в комнату. Проходя мимо комнаты Марины, смачно сплюнул на ее дверь.

— Все гады. Продажные твари. Никому нет доверия, — злобно ругался он, валясь на свою неприбранную кровать. Никто, кроме Станислава и Марины, не знал о его пребывании здесь, и те продали его со всеми потрохами.

«Что же делать? — думал он, переваливаясь с боку на бок. — Пойти с повинной? Нет! Там сразу решетка. А что ждет, у Стефана? Пуля или веревка! Пуля или веревка… а может, ни то ни другое, если потрафлю Осадчему. Постараюсь и, может, даже заслужу благодарность. Так бывало не раз…»

На другой день, в установленный час, Осадчий появился на пороге его комнаты. Прошел, сел на табуретку. Сопел, молчал. Хозяин не торопил его с расспросами.

— В прошлую нашу встречу я не хотел тебе говорить, — начал Станислав. — Твой брат Петро убит.

— Да ну-у-у? — как-то неопределенно протянул Зубан.