— Возьмите Витязя. Он сейчас как раз кстати.
Ребят будто ветром сдуло. Майор подошел к старшему лейтенанту Зуеву и приказал:
— Приступайте. Мы вас подстрахуем.
Зуев понимающе опустил глаза. Затем он вышел из-за укрытия и, не сгибаясь, быстро пошел через двор к дому. Все было тихо. Через несколько секунд за ним направились Свирин, Винокуров и Балог. Когда они приблизились, Зуев шепнул майору:
— Дверь заперта.
— Должно быть, что-то не сработало, — пояснил тот так же тихо, а сам подумал: «Неужели бандиты убили Марину?» — и тут же отбросил эту мысль.
Все стояли в нерешительности. Надо было предпринимать что-то. Их могли засечь и перестрелять, как воробьев на ветке. Что же делать?
— Постой, — шепнул Зуев. Он подошел к окошку комнаты Марины и тихонько стукнул три раза.
Дверь открылась, и на пороге появилась женщина. Было видно, что Марина страшно волновалась. Зуев поспешил ей навстречу. Она приглушенно вздохнула.
— Спят постояльцы. Но Зубан уже выходил во двор.
Затем громко добавила:
— Здравствуйте, добрые люди! Кто вы и с чем пожаловали?
— Доброе утро, хозяйка! — за всех ответил Зуев. — Мы топографы. Собирали амуницию и вчера потеряли болтик от треноги. Не найдется ли в вашей обители? — Переведя взгляд на Винокурова, прошептал: — Это заместитель Чащина.
Мельком взглянув на него, Марина отошла в глубь коридора и пригласила:
— Пройдите на кухню. За печкой в ящике есть какие-то железки. Поищите, что вам нужно, — и пошла вперед.
Оказавшись на кухне, чекисты установили контроль сразу над всеми дверями дома. За стеной послышался сухой, приглушенный кашель.
— Кто это, муж? — нарочито громко поинтересовался Зуев, подмигнув Винокурову.
— Да нет. Это наш сторож. Он, должно быть, простыл, — объяснила Марина, улыбнувшись.
— А не сможем ли мы ему чем-нибудь помочь? У нас с собой аптечка, — не унимался старший лейтенант Зуев.
— Стоит вам утруждаться! Отлежится и так, — притворно возразила Марина, а на ухо шепнула: — Первая дверь налево.
— Но оставлять в беде человека, когда можешь помочь ему, — жестоко, — вмешался Винокуров. — Пойдемте проведаем больного.
Зуев, переложив пистолет в наружный карман, приблизился к двери и рывком распахнул ее. За ним поспешили остальные.
Они оказались в мрачной комнате с одним окном, выходящим во двор. У стены стояла кушетка, рядом — ивовый столик. Он был завален посудой, флаконами из-под лекарства. В стакане торчал термометр. Хозяин лежал на кушетке лицом к стенке, укрытый грязной простыней. На его голове белела повязка.
— Ба, да тут целая больница! — воскликнул Зуев и заглянул под кушетку. Там стояли только стоптанные сапоги.
По сигналу майора Балог сорвал с лежащего простыню и окликнул его:
— Эй, служивый, что с вами?
Тот застонал, промычал что-то по-мадьярски и, придерживая повязку, повернулся к переводчику лицом.
Пока Балог объяснялся с больным, в комнату вошел Свирин. Он сунул руку под подушку, и в ней блеснул пистолет. Сторож рванулся за ним, но вдруг опять повалился на подушку, прижимая ко лбу повязку.
— А это что за лекарство? — заметил Винокуров и предложил переводчику: — Спросите у больного, почему он даже в постели не расстается с оружием? Отчего избегает разговаривать на понятном нам языке?
Сторож, беззвучно пошевелив губами, вдруг побагровел, вскочил со своей лежанки. Налитыми кровью глазами он обвел чекистов и резко что-то бросил Балогу. Николай Петрович тут же перевел:
— Береш возмущен. Он спрашивает, по какому праву мы его допрашиваем.
— Вот оно что! — передернул плечами майор. — Передайте ему, что мы действуем именем закона!
Береш продолжал разыгрывать из себя человека, не владеющего русским языком. Он судорожно выхватил из кармана пожелтевшую от времени, сильно потертую на изгибах бумажку и сунул ее переводчику. Балог прочитал и пояснил:
— Это справка на имя Тибора Береша. Значится, что он работал скотником в совхозе. Но вот беда, — он посмотрел на Береша, — фамилия-то в ней немного подправлена…
— А что владелец этой липы говорит о пистолете? — поинтересовался майор.
— Божится и клянется, что хранил его в целях самозащиты.
— Самозащиты? От кого? — криво усмехнулся Винокуров и, сделав жесткое лицо, глядя в упор на сторожа, сказал: — Хватит, Зубан, играть в жмурки! Мы не дети! Вы лучше скажите, сколько человек сейчас находится в бункере и как они вооружены. Отвечайте только по-русски.
Зубан удивленно глянул на майора, но тут же отвернулся и сел на кровать. Он понимал, что от него сейчас требовали, но опять повел речь о другом. Говорил он на местном диалекте:
— Иных документов нема. Я есть стопроцентный бедняк, — слова эти он произносил плаксивым голосом, заученно, как будто просил милостыню. — Еще жандармы Хорти пытали меня, будто я был коммунистом… запалив свечи у распятия Христа. Офицер их повелел, шоб я стягнул ноговицы (он указал на брюки), а жандарм крикнул: «У сего злыдня на заду коммунистична печатка, вытравите ее лозами!» Жандармы так поусердствовали, шо я коло мисяца не мог сести, а харчувался, як вол, стоя. То було…