Повести разных лет

В о р о б ь е в. Почему? Это так естественно! Живя рядом с большим человеком, запоминать, записывать его мысли, его высказывания, мельчайшие черточки его бытия… (Убежденно.) Именно так появилось множество мемуаров о великих людях. Так Эккерман писал о Гете. Почему я не имею права?

М а р ь я  Л ь в о в н а (смеясь). Ну, пожалуйста, если вы считаете его великим!

В о р о б ь е в (настойчиво). А вы не считаете его великим?

М а р ь я  Л ь в о в н а (лукаво). Это мое дело. Кстати, раз уж вы пишете про бытие, значит и меня прихватили?..

В о р о б ь е в (уклончиво). Да, немного…

М а р ь я  Л ь в о в н а (иронически). Очень обязана. А интересно взглянуть. (Протягивает руку.)

Воробьев поспешно отдергивает тетрадь.

(Подозрительно.) Может, дурой меня там назвали.

В о р о б ь е в. Марья Львовна… Я хотел, чтобы он прочел прежде. (Убежденно.) Я обязан ему отдать это не позже завтрашнего дня.

М а р ь я  Л ь в о в н а. Почему?

В о р о б ь е в. Вы забыли, что завтра Дмитрию Илларионовичу исполняется семьдесят пять лет?

М а р ь я  Л ь в о в н а. Ну и что? Лучше вас знаю.

В о р о б ь е в. Вы видите, что происходящие события (показывает на окна)… не позволят ученым отпраздновать юбилей. Поэтому…

М а р ь я  Л ь в о в н а. Подождите. Кто не позволит? Мы отпразднуем дома день его рождения. (Доверительно.) У меня даже две бутылки вина припасено. Придут гости. Я всех позвала.

В о р о б ь е в (горько). Дома! Гости! Разве этого он заслуживает?.. (Горячо.) Марья Львовна, я обязан ему показать. (Берет тетрадку.) Чтобы он видел, знал, как преданы ему ближайшие ученики… что ни одно его слово не пропадет для потомства. А кроме того, это мой личный дар… (Решительно идет к двери.)

М а р ь я  Л ь в о в н а. Викентий Михайлович!

Он не слушает, взялся за ручку двери.

Викентий Михайлович!

Воробьев открыл дверь. Марья Львовна, покачав головой, принимается снова за переписку.

Г о л о с  П о л е ж а е в а. Кто это? А, это вы, Викентий Михайлович! Очень рад. Впрочем…

В о р о б ь е в (сделал было шаг в кабинет). Что, Дмитрий Илларионович?

Марья Львовна с улыбкой прислушивается.

Г о л о с  П о л е ж а е в а. Лучше ступайте, дружок. А то помешаете мне. Идите себе, работайте. Как диссертация, подвигается?

В о р о б ь е в (идет к письменному столу, угол которого виден из гостиной; взволнованно). Дмитрий Илларионович, вот… я хотел… прочитайте сегодня вечером… перед сном…

Г о л о с  П о л е ж а е в а. Что это? Диссертация? Да вы молодец, Викентий Михайлович! Лучше меня стали работать.

Г о л о с  В о р о б ь е в а. Дмитрий Илларионович…

Г о л о с  П о л е ж а е в а. Хорошо, хорошо. Непременно прочту. Идите, голубчик. Хотя подождите. Раз диссертацию кончили, я вам работу дам.

Пауза.

Бумажный шорох.

(Торжественно.) Да вы знаете, что я вам даю? Держите крепче. Что, у вас никак руки дрожат? Или это у меня? (Волнуясь.) Книга моя, последняя глава. Закончил сегодня. Как раз поспел ко дню рождения. А? Небось вы мне никакого подарка не приготовили, а я о себе позаботился. Ну, держите. Ведь это шесть лет моей жизни. Завтра пораньше встаньте — и в типографию. Сегодня проверьте формулы. Не напачкайте там ничего. Ну, идите, дружок… Всего хорошего!

В о р о б ь е в (выпровоженный из кабинета, выходит с рукописью; торжествующе Марье Львовне)

. Слыхали? Отдал. Взамен получил вот это.

Марья Львовна смеется и машет на него рукой. Воробьев пристраивается с другой стороны стола и принимается за работу. Марья Львовна бормочет что-то про себя, переписывая. Дальний выстрел. Воробьев сразу резко захлопывает рукопись.

Опять!

М а р ь я  Л ь в о в н а (рассеянно). Что опять?

В о р о б ь е в (жалобно). Стреляют. Как сейчас вижу… Вагон стоял на трамвайных путях. Человек побежал, отстреливаясь. Его схватили. Матрос прочел приказ: «Мародеров, бандитов и спекулянтов… вполне изобличенных, расстреливать на месте». (Горячо.) В одном этом слове заключена вся бессмысленная жестокость произвола. «На месте!»

Вскакивает из-за стола. Марья Львовна прилежно пишет.

(Решительно.) Дальше, от всего дальше. Замкнуться на ключ, не слышать, не знать, не видеть. Только наука, только книги.