Поводыри на распутье

— Но недостаточно активно, — продемонстрировал проницательность Холодов. — Ведь так?

— Так, — кивнул Кауфман.

— Но почему? — искренне изумился Старович.

Финансовый директор, привыкший к продуманным и надежным схемам, не мог понять, что заставило Мертвого вести себя столь неосмотрительно.

— Потому что до определенного момента их действия меня устраивали, — довольно жестко произнес Кауфман.

— Что значит «устраивали»? Мы говорим о беспорядках! О бунте! Это плохо со всех точек зрения.

— С моей точки зрения все, о чем ты говоришь, вполне нормально.

— Макс, ты совсем свихнулся?

Ни один человек в мире, исключая Старовича и Холодова, не посмел бы говорить с Мертвым подобным тоном и использовать подобные выражения. Мстительность Кауфмана давно вошла в поговорку, а уж такие слова он мог расценить как высочайшее оскорбление. Однако финансовому директору «Науком» дозволялось многое.

— Гена, — устало проронил Мертвый, — твои дети сейчас в Аравии?

— Нет.

— Там горят твои дома? Твои мобили?

— Нет.

— В таком случае расслабься и не пытайся судить о вещах, которых не понимаешь.

— Макс, думаю, ты должен объяснить Гене свои мотивы, — примирительным тоном произнес Холодов. — Ты же видишь, что он нервничает.

И отхлебнул кофе.

— Хорошо, — вздохнул Мертвый и демонстративно взглянул на золотые наручные часы.

Кауфман, единственный из присутствующих, не был подключен к сети, не вживил себе «балалайку», а потому был вынужден пользоваться суррогатами: часами, коммуникатором.

— Если тебя свалят, у нас возникнут серьезные проблемы, — пробурчал Старович.

Ему было немного стыдно за проявленную несдержанность.

— Любой Анклав — это пороховая бочка, — негромко начал Кауфман. — Подавляющая масса жителей мечтает ворваться в зону корпораций и разграбить ее. Там чистая вода и чистая еда, роскошные женщины и большие деньги. Там, в корпоративных зонах, в представлении большинства жителей Анклава, течет настоящая жизнь. И они, не задумываясь, убьют за нее. Убьют ради шанса войти в элиту.

— Но это невозможно!

— История знает немало примеров удачных революций. Восставшая чернь сносила правящую элиту и формировала новую власть. Разумеется, собственно чернь использовалась в качестве пушечного мяса и после кровавого пира возвращалась в исходное состояние…

— Вот именно! Неужели они не понимают, что дорогу наверх следует прокладывать способностями и талантом, а не трупами? — Старович помолчал, подумал и сам себя поправил: — Не только трупами.

— Гена, ты действительно думаешь, что все люди на Земле такие же умные, как ты?

— А во время беспорядков вообще никто не думает, — подал голос Холодов. — Некогда. Надо убивать.

— Мы не можем предотвратить бунты — недовольство своим положением естественно, — продолжил Мертвый. — Но мы можем управлять ситуацией, стравливать людей между собой. Аравию с Кришной. Урус с Шанхайчиком. В результате нападения на корпоративные территории происходят значительно реже, чем должны бы.

— Но при этом гораздо ожесточеннее, — заметил Холодов.

— Что дает нам право использовать при подавлении бунта любые средства, — с улыбкой закончил Кауфман. — А это, в свою очередь, приводит к уменьшению потерь среди безов.

— Жестоко, — после короткой паузы пробормотал Старович.

Главный казначей оружейной корпорации не страдал наивностью. Умный, циничный, блестящий профессионал, действиями которого восхищались лучшие финансисты мира, он был достаточно жесток, но в своей области. В битвах котировок и сражениях долгосрочных обязательств ему не находилось равных, на этих полях Старович считался Александром Великим, гениальным завоевателем, не знающим жалости к побежденным. Однако в вопросах настоящей войны Геннадий не был силен. Нельзя сказать, что высказывания Мертвого стали для Старовича откровением, но впечатление они произвели.

— Небольшой, грамотно спланированный и правильно проведенный бунт является необходимой частью повседневной жизни Анклава. — Кауфман помолчал. — Аравия подошла к черте. Если бы я помешал людям Моратти раскачать ее, то потерял бы время и через пару недель получил бы массовые беспорядки минимум на четырех территориях и атаку на зону корпораций.

— А что ты имеешь сейчас?

— Я недооценил парня, который занимался организацией бунта, — признал Мертвый. — Я рассчитывал, что вчера ситуация полностью нормализуется, но отравление пищевой фабрики спутало карты.

— И это все?

— А что я еще могу сказать? — огрызнулся Кауфман. — Что постараюсь вернуть жизнь Анклава в нормальное русло? Постараюсь. Что постараюсь обойтись без лишних жертв? Постараюсь. Я знаю, какой ор стоит на новостных каналах…

— Я как раз вывел несколько заголовков, — пробурчал Холодов. — Уверен, тебе будет интересно.

Мертвый поморщился, но послушно уставился в настенный монитор.

«Москва в огне!» «Кауфман привел Анклав в тупик!» «Массовые жертвы!» «Уличные бои в Аравии!» Фотографии, видеоролики, тексты «аналитических» статей, интервью с беженцами…

— И это только ночные выпуски, — вздохнул Старович. — Представляете, что ждет нас утром?

— Меня ждет, — угрюмо уточнил Мертвый. — Меня, не нас.