Поворот за мостом (СИ)

Мне казалось само собой разумеющимся, что с наступлением совершеннолетия все мои проблемы из прошлого решатся сами по себе, исчезнут, как по мановению волшебной палочки. Но теперь я начала сомневаться.

Это сомнение я заглушала в работе, вечерних кинопросмотрах в компании мистера Хейза в гостиной после ужина, в тисканьях кроликов или разговорах с Сэмом, к которым в последнее время стал присоединяться с Эрни. В хорошую погоду мы иногда сидели у реки — я приносила им сэндвичи и ледяной чай, парни купались и болтали обо всякой ерунде вроде спортивных телешоу и спорили, хороший ли урожай будет осенью. С ними было весело.

Если выдавалось больше свободного времени, я ходила в гости к Анне, которая всегда была мне рада, или принимала ее в гостях у нас, чтобы порадовать мистера Хейза; однажды съездила в город и встретилась с Лидией за чашкой паршивого кофе в закусочной.

Она нарочито небрежно, но невпопад несколько раз спросила, как поживает Шон, и страшно рассердилась, когда я предложила ей просто позвонить ему или как-нибудь заехать к нам. С Шоном мы почти не виделись — он держался особняком и предпочитал уединение.

С Акселем мы говорили редко. Когда он приезжал домой вечером или под утро, то всегда выглядел уставшим и угрюмым. Но я ловила на себе его взгляды: долгие, задумчивые и тревожащие, потому что нельзя было угадать, что происходило в его голове в такие минуты. Я заметила, что он снял с руки повязку всего через несколько дней после того, как порезался.

«Заживает, как на собаке», — равнодушно пожал он плечами на мой вопрос, и больше мы эту тему не поднимали. Впрочем, как и любую другую.

Я почти не замечала его присутствия в доме. Все время, что Аксель проводил на ферме, он тратил на лошадей и прогулки верхом, или же закрывался в своей спальне, и, по моим догадкам, спал беспробудным сном.

По крайней мере, он перестал раздражаться без повода и срываться на мне. Я связывала это с тем, что его конь пошел на поправку — уж не знаю, что с ним было, но спустя несколько визитов мистера Уилкса на конюшню Клайд стал выглядеть куда лучше и даже благосклонно принимал от меня морковку или сахар, которые я тайком приносила им с Бонни по утрам.

Мне казалось, что теперь так будет всегда, хотя это было напрасное заблуждение, учитывая все «почти».

В один солнечный жаркий день я приготовила к ужину ребрышки барбекю, которые очень полюбились мистеру Хейзу, но, вопреки обыкновению, он едва к ним притронулся.

— Пойду-ка я прилягу, — сказал он бесцветным и слегка хрипловатым голосом.

Продав ему локоть, чтобы помочь подняться из-за стола, я заметила, что руки старика трясутся сильнее обычного.

Он выпил положенную порцию послеполуденных лекарств и, отмахнувшись от меня, заковылял из кухни в свою спальню, останавливаясь через каждые два шага и пытаясь перевести дыхание.

Глядя на его чуть сгорбленную, дрожащую, как от сильного ветра, фигуру, я внутренне вся похолодела.

Накануне Анна предупредила меня, что весь день проведет в городе и вернется лишь к ночи. Аксель уехал из дома еще прошлым вечером и до сих пор пропадал неизвестно где.

Остаток дня, который я должна была провести, вымывая кроличьи клетки, я то и дело на цыпочках прокрадывалась к комнате мистера Хейза и прислушивалась. Он тихонько постанывал от боли и бранился себе под нос, но на мои попытки узнать, не требуется ли ему помощь, откликался всегда одинаково: «Оставь меня в покое, все нормально».

В конце концов, закончив свои дела, я села с одолженной у Анны книгой в гостиной, оставив дверь в коридор открытой.

Но буквы перед глазами никак не желали складываться в предложения, а мрачное предчувствие заставляло меня то и дело проверять, в порядке ли мистер Хейз.

От страха и постоянного напряжения из-за того, что я понятия не имела, чем могу помочь, у меня разболелась голова. Когда совсем стемнело, а Эдвард так и не вышел к ужину, я не выдержала и вломилась к нему в спальню.

Он лежал, бледный, покрытый испариной, в постели, морщась от непрекращающихся спазмов и широко разевая рот в беззвучном крике. Руки его неестественно изогнулись, словно сведенные судорогой, а блеклые глаза смотрели с таким страданием, что что-то внутри меня оборвалось и рухнуло вниз.

— Проваливай, — прохрипел он скрипучим, искаженным от сбитого дыхания голосом.

Я пулей выскочила из комнаты — но не для того, чтобы оставить его в покое.

В прихожей, схватив телефонную трубку и записную книжку, служащую телефонным справочником, я нашла номер мобильного Акселя и принялась набирать цифры так сильно дрожащими пальцами, что то и дело сбивалась и начинала сначала.

Может быть, стоило набрать сразу 911, но карета скорой помощи могла не добраться до этой глуши и к утру. Далеко ли больница? В городе я видела только фельдшерский пункт, но ни одной частной или муниципальной клиники, кажется, не встречала.

После долгой череды гудков сработал автоответчик, и при звуках механического бесчувственного голоса я едва не взвыла от отчаяния. Тогда я нашла номер домашнего телефона миссис Грин — к счастью, он был записан прямо на форзаце, — и позвонила ей.