От мысли о том, что он оставит меня одну в огромном пустом доме, мне стало не по себе. Где же Аксель? Почему Анне понадобилось уехать именно сегодня?
Она бы, наверное, сказала, что я зря переживала и что с Эдвардом все будет в порядке, и всего-то ему нужен был какой-то особый укол, о котором я, дурочка этакая, не соизволила узнать заранее. И я бы поверила, потому что ей виднее, и перестала бы так волноваться.
Мне вдруг пришло в голову, что если мистер Хейз умрет, я в ту же минуту вылечу на улицу и буду вынуждена снова скитаться в поисках возможности подзаработать денег и где-нибудь переночевать. От этой мысли, такой кощунственной, неуместной и эгоистичной, я возненавидела саму себя.
Сэм стоял напротив в ожидании моего ответа.
Если мистер Хейз умрет, его призрак явится ко мне и обвинит меня в его смерти.
Какая глупость — в призраков я никогда не верила, но в них гораздо легче не верить при свете дня, а не ночью в одиночестве сразу после того, как застанешь кого-то при смерти.
— Останься, пожалуйста.
Он кивнул и сел рядом на краешек пледа — на достаточном расстоянии от меня, чтобы мы не соприкоснулись даже случайно. Возможно, не хотел намочить меня, а может быть, из уважения к моему личному пространству, но, в любом случае, я была ему за это благодарна.
— Вода теплая? — произнесла я чуть отстраненно, спрашивая не из любопытства, а из боязни остаться в тишине наедине со своими мыслями.
— Теплая, но грязная после дождя, ничего нового. Если хочешь, потом искупаемся вместе. Почему ты всегда отказываешься?
— Я не умею плавать, — голос у меня почему-то был сиплый и слабый. Я прочистила горло, но это не помогло. — Честно говоря, раньше я часто ездила на побережье, но в воду никогда не заходила глубже, чем по колено.
— Не может быть, — рассмеялся Сэм. — Я мог бы тебя научить. Не пойми меня неправильно, просто…
— Почему бы и нет, — согласилась я.
Меня вдруг потянуло в сон — голова по-прежнему болела, но уже не так сильно, а глаза буквально слипались, хотя времени, наверное, было еще не больше девяти часов. Я позволила себе слегка откинуться на спинку дивана, склонив голову к плечу Сэма. Из такого положения мне был виден только его кадык и краешек челюсти.
— Когда вода спадет, можно попрыгать с моста. Мы в детстве с парнями часто купались там — выходили на дорогу и ныряли с парапета.
— Только не с моста, — «не спрашивай, почему», мысленно взмолилась я.
— Боишься высоты?
— Боюсь мостов.
К счастью, избавляя меня от объяснений, пронзительно затрезвонил домашний телефон. Сэм сказал: «я отвечу» и встал с дивана. Сразу стало холоднее, словно меня лишили грелки под боком.
Он сказал что-то еще, но я уже не расслышала, зато успела подумать: слишком много откровений на сегодня.
На самом деле, после пережитых потрясений, без разницы — хороших или плохих, — меня частенько клонило в сон.
Впервые это случилось после похорон мамы, когда я даже не нашла в себе сил, чтобы сбросить тесные черные туфли, которые натерли мне ноги до крови: так и упала в своем траурном наряде в нерасстеленную постель и отрубилась почти на два дня.
Я должна была провести это время, обливаясь слезами и проклиная весь мир за его несправедливость, но вместо этого уснула, и когда очнулась, уже не могла плакать и так и спрятала свою скорбь где-то глубоко внутри, а потом для нее не было ни времени, ни места. И все равно я каждую минуту ощущала ее в себе — тяжелую, тянущую ношу, придавленную сверху могильной плитой из чувства вины.
Мне было стыдно за то, что я такая никудышная дочь, но в то же время я чувствовала, что, уснув, избавила себя от целых двух суток бесконечных страданий. И поэтому теперь, стоило мне хоть немного поволноваться — все, чего я искала, так это возможности прилечь. Или, в крайнем случае, ляпнуть какую-нибудь глупую шутку, но эта реакция проявлялась лишь при свидетелях и в самых неуместных ситуациях.
И в этот раз, сидя в тесной гостиной на стареньком, продавленном диване, я каждой клеточкой своего тела, от ресниц до ступней, ощущала смертельную усталость и желание только закрыть глаза, хотя бы на минутку.
Я не стала сопротивляться и закрыла.
— Тебе лучше уйти.
Голос, холодный и безапелляционный, словно контрастный душ, и с таким же эффектом. Не знаю, как долго длился их разговор, но очнуться от дремоты меня заставила именно эта фраза. Если бы не упадок сил, я бы, наверное, послушалась приказа, встала и ушла.
Какое-то время я растерянно таращилась прямо перед собой — я на диване, в гостиной, телевизор выключен и рядом никого нет, — но потом догадалась обернуться.
В коридоре, спиной ко мне, стоял Сэм. Сложно было спутать его гигантскую фигуру с кем-то еще, но и голос я узнала моментально: Аксель вернулся домой.
— Акс, слушай, мне жаль насчет…
— Я понял. Давай.
Я не видела его лица, но могла поклясться, что на этих словах Аксель в своей обычной нетерпеливой манере мотнул головой в сторону двери.
— Сейчас, — согласился Сэм, и, хотя в его голосе слышалось раздражение, прозвучал он тихо и мягко.
Он подошел ко мне.