Читаем Повседневная жизнь Большого театра от Федора Шаляпина до Майи Плисецкой полностью

А каковы были отношения Шаляпина со своими преданными почитателями? Федор Иванович как-то узнал, что все билеты на его бенефис раскуплены спекулянтами, тогда их называли барышниками — ибо помимо самого билета они получали сверху еще и солидный барыш. И певец придумал напечатать в газетах объявление о том, что билеты на его спектакль можно получить у него на квартире. Газетчики только съязвили: «Шаляпин открыл лавочку!» Желающих оказалось много, и все они пришли к нему домой. Творилось что-то невообразимое. Певец жил тогда в Большом Чернышевском переулке. Петров-Скиталец вспоминал: «Меня удивило, что весь переулок около его дома был забит народом: толпа была не менее тысячи человек. Лестница тоже была заполнена людьми, стоявшими “в очередь” вплоть до самой двери. Не знаю, почему никто из них не воспрепятствовал мне пройти через толпу и позвонить. Дверь полуоткрылась, но оказалась на цепи, а в щель просунулся здоровенный кулак длиннобородого Иоанна, как Шаляпин называл своего слугу Ивана, и уперся мне в грудь. Только всмотревшись, Иван быстро впустил меня и опять запер дверь с грозным окриком на людей, попытавшихся было проскользнуть вслед за мной:

— Уж вы извините, я по привычке и не посмотрел, кто идет, а прямо кулак выставил. Иначе нельзя — лезут! И ведь какие нахалы! Мы, говорят, друзья Федора, да мы с ним на “ты”, как смеешь не пускать? А куда же тут пустить: их полон переулок, да и врут все… Друзья!.. — с презрением закончил солидный Иоанн. — Знаем мы этих друзей!..

— Зачем же их привалило столько? — спросил я.

— Да за билетиками же за даровыми!.. Чай, сами знаете, нынче наш бенефис! Если таким друзьям даровые билеты раздать, даровой бенефис в ихнюю пользу получится! Русская-то “клака” еще хуже итальянской, — заключил Иоанн, возвращаясь к двери».

Шаляпин в это время готовился к бенефису и был сам не свой: «В халате, небритый, бледный, имел он необычайно хворый вид: жалобно стонал, как умирающий, не находя себе места, как бы в предсмертной тоске. Друзья поддерживали его под руки и с самым встревоженным видом успокаивали:

— Ну, успокойся же, успокойся! Все будет хорошо!..

— В чем дело? — спросил я их.

— Боится! — объяснили мне художники. — Волнуется перед спектаклем… Вы знаете, какую травлю подняли уличные газеты из-за высоких цен в первом ряду партера и лож бельэтажа… Галерка как была 30 копеек, так и оставлена, а вот богатая-то публика подняла газетную травлю. Боится Федор, как бы спектакль не сорвали… Человек, не побоявшийся в свое время всесильной итальянской “клаки”, теперь испытывал смертельный страх перед своим “первым” выступлением в “Мефистофеле” Бойто, которым когда-то покорил Италию, страну певцов. По-видимому, это было оттого, что итальянцев Шаляпин не знал и поэтому не боялся, а “своих-то” знал хорошо».

Шаляпину было отчего прийти в беспокойство, ибо сбор от его бенефиса обещал перекрыть все мыслимые суммы, доселе не встречавшиеся в истории Большого театра, — десять тысяч рублей, и все за счет «шаляпинских» цен — 100 рублей за ложу. Но бенефис прошел с большим успехом. «Впечатление было ошеломляющее. Шаляпин пел мощно, и я не мог себе представить, как он, всего только час тому назад походивший на расслабленного, мог так быстро превратиться в могучего духа. Только в конце пролога, когда голос его, божественно звучавший, опускался на нижние ноты, заметно было, как этот голос чуть-чуть дрогнул на последнем, замиравшем звуке, и весь театр почувствовал, какое сильное волнение теперь уже успокаивалось в нем. Шаляпин нашел свои поводья и почувствовал бразды. Не страшны были тысячи “друзей”, не получивших даровых билетов, даже если они купили себе их и присутствовали здесь», — писал очевидец, представитель небогатой московской интеллигенции, также попавший на бенефис, причем бесплатно. А по Москве долго еще ходил куплет, исполняемый от имени Шаляпина на мотив арии Мефистофеля «На земле весь род людской»:

Я на первый бенефис
Сто рублей за вход назначил, Москвичей я одурачил: Деньги все ко мне стеклись! Мой великий друг Максим
Заседал в бесплатной ложе, «Полугорьких» двое тожеЗаседали вместе с ним!

Перекупщики билетов были непременными спутниками Большого театра в начале прошлого века. Полиция с ними обыкновенно боролась, но чаще всего побеждали барышники. На спектакли с участием Собинова, Шаляпина драли втридорога. Стоило только подойти поближе к театру, как барышник предлагал потенциальному зрителю свои услуги. Если человек соглашался, то второй барышник пулей мчался в ресторан Вильде за Большим театром, где на случай облавы собирались и держали билеты перекупщики. Городовые тоже оставались не внакладе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Живая история: Повседневная жизнь человечества

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Уорхол
Уорхол

Энди Уорхол был художником, скульптором, фотографом, режиссером, романистом, драматургом, редактором журнала, продюсером рок-группы, телеведущим, актером и, наконец, моделью. Он постоянно окружал себя шумом и блеском, находился в центре всего, что считалось экспериментальным, инновационным и самым радикальным в 1960-х годах, в период расцвета поп-арта и андеграундного кино.Под маской альбиноса в платиновом парике и в черной кожаной куртке, под нарочитой развязностью скрывался невероятно требовательный художник – именно таким он предстает на страницах этой книги.Творчество художника до сих пор привлекает внимание многих миллионов людей. Следует отметить тот факт, что его работы остаются одними из наиболее продаваемых произведений искусства на сегодняшний день.

Виктор Бокрис , Мишель Нюридсани

Биографии и Мемуары / Театр / Документальное