Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта начала XX века

«Несчастный пруд сада, – пояснял профессор, – пахнет тиной, благодаря небывалым жарам в мае. Управление сада хотело его чистить, но за это требуют 80 000 рублей! Да и в пользу ли дела пойдет эта очистка? Пруд служит стоком нечистот со всего околотка в дождливое время; те два-три ключа, которые текут в него, имеют воду столь чистую, что довольно прибавления самого малого количества азотно-кислого серебра, чтобы обнаружить громадные количества органических примесей; речка Синичка, протекающая по трубе в саду, зовется, благодаря ее благоуханию, местным населением именем, неудобным в печати. Она течет откуда-то издалека, и по ней временами приплывают, особенно во времена бегов и скачек, целые массы отбросов, особенно заметных по громадному количеству винных и пивных пробок».

Именно из-за недостатка денег, отмечал Зограф, в театре Зоологического сада идут пьесы легкого жанра и проводится борьба. Пробовали от этого отказаться и обойтись одним оркестром – публика переставала ходить. Что же касается субсидий от правительства, то «они даются в десять раз меньше, чем требуются садом, и от городского управления – в сто раз меньшие! Да и то не всегда».

Некорректно, по мнению профессора, и сравнение московского зоосада с заграничными. Так, берлинский прежде всего живет за счет доходов с трехмиллиардного акционерного капитала, не считая принадлежавших ему облигаций. «В берлинском купечестве, – подчеркивал Николай Юрьевич, – быть акционером зоологического сада – значит быть почетным лицом, меценатом, который не боится не получить процентов или получить 1,3% вместо пяти на свои деньги. В Париже Jardin d'Acclimatation умирает, превратившись в cafe chantant, Jardin des Plantes – сад казенный, и теперешние деятели акклиматизационного общества собирают капитал в 2 000 000 франков для образования нового сада в Версале, но сада бесплатного. „Сделайте его платным, – говорил мне профессор Луазель – и вы получите у нас кафешантан“».

Конечно же, в своем большинстве москвичи совсем не собирались вникать в такие тонкости – сады их интересовали как места приятного времяпрепровождения. Вот как в описании современника выглядело посещение москвичом увеселительного сада в начале XX века:

«Миновав кассу, где ему оставлено кресло, московский прожигатель жизни бодро идет по дорожкам сада, и лицо его расплывается в улыбку при встрече со знакомыми. Быстрое пожатие руки, обмен несколькими фразами, последние городские сплетни и новая прощальная улыбка.

Толпа двигается по кругу, нарядная, веселая, изобилующая массой интересных женских лиц, которых и не встретишь днем на улицах. Модные плоские шляпки, из-под которых горят задорно глазки, изящные накидки, разноцветные платья – все это останавливает на себе внимание, но времени терять нельзя, потому что звонок призывает в зал. Там, на сцене, ярко залитой электрическим светом, звучит веселая, чуть-чуть фривольная, балансирующая между дозволенным и запрещенным, шансонетка, бойким темпом идет фарс или оперетка. Смех перебегает в толпе и иногда разражается целыми бурями, заглушаемыми взрывом аплодисментов.

– Браво! Бис! – кричат из первых рядов какой-нибудь приезжей знаменитости.

– Восторг, как она удивительно передает!

– Просто прелесть, так тонко, изящно!

– Шансонетка, господа, – философствует какой-то господин, – имеет громадное общественное значение. Это факт!

– Ну, пошел! Какое это значение?

– В наше время усталости и переутомления она подвинчивает нервы...

– Бог с ними, с нервами, а вот не отужинать ли нам после второго отделения?

Поужинать все, конечно, согласны, но когда обсуждается вопрос где, то здесь голоса разделяются. Одни предпочитают совершить это здесь, в саду, за маленькими столиками, на свежем воздухе...

– Все-таки не ехать никуда, – говорят они, – а то за город далеко, засидишься!..

– Полноте! – смеются им в ответ. – Так вы здесь и кончите – все равно не выдержите!

– А пожалуй что!

И через час-другой, когда второе отделение закончилось под общий гомон и шум оркестра, за город несутся лихачи и пары. Мелькает прямая, как стрела, Тверская-Ямская с величавой Триумфальной аркой и красивым зданием Смоленского вокзала, перелетает экипаж через рельсы соединительных путей и несется по шоссе. На горизонте ярким заревом горит «Яръ»».

Но прежде чем отправиться следом за нашими героями, заглянем напоследок в еще один московский сад. Он не удостоился упоминания в энциклопедиях, поскольку не снискал такой славы, как «Аквариум» или «Эрмитаж». Газетный репортер так и написал о нем: «Очень немногие имеют понятие, что представляет собой пресловутый Потешный сад». Но он тоже был частью былой московской жизни, и, думаем, для полноты ее картины стоит привести описание и этого «места отдыха»: