Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта начала XX века

Кроме того, все изображение на экране «плясало» во все стороны и при длительном взгляде на него могло кое у кого вызвать даже приступ «морской болезни»... А тут еще и всевозможные неполадки со светом – то тут, то там на экране появляются темные пятна, где почти ничего не было видно...

Ко всему этому нужно еще добавить и ту реальную пожарную опасность, которую представляли иногда взрывавшиеся от нагрева баллоны с эфиром и кислородом. Да и раскаленные кусочки мела, отскакивавшие от источника света во все стороны, в случае их попадания на киноленту могли ее воспламенить (ведь фильмы тогда печатались только на пленке с легковоспламеняющейся и бурно-горящей целлулоидной основой)...» [172]

Действительно, пожары в синематографах случались довольно часто, а в феврале 1911 года вся Россия содрогнулась, узнав о трагедии на станции Бологое. В местном «кинотеатре» (большом деревянном сарае), куда на сеанс набилось около трехсот зрителей, внезапно вспыхнул пожар. Из-за возникшей паники несколько десятков человек – в основном дети и старики – так и не смогли выбраться из пылающего здания.

После этого было издано «специальное постановление», согласно которому место «демонстратора» должно было отделяться от зрительного зала либо капитальной каменной стеной, либо помещаться в специальную железную будку. С того времени и вошло в обиход выражение «будка киномеханика». «Синематографы», которые не удалось оборудовать по новым правилам, были безжалостно закрыты. Так исчезло популярное заведение «Гранд-Электро» К. Я. Абрамовича, находившееся на Тверской улице и именовавшееся в обиходе «Театром против Глазной больницы».

К чести московских властей, следует отметить, что они до бологовской трагедии старались не допускать переполнения «электротеатров» сверх меры. Градоначальник Адрианов неоднократно отдавал приказы полиции строго следить за тем, чтобы на местах не сидели по двое даже дети, и уж тем более никто не смел занимать проходы.

Согласно справочнику «Вся кинематография», в 1916 году в Москве насчитывалось 67 «электротеатров». У И. И. Шнейдера сохранились воспоминания о некоторых из них: «...на углу Тверской и Газетного переулка, где теперь возвышается здание Главного телеграфа, на крышу убогого крыльца была водружена неуклюжая мельница с медленно вращавшимися крыльями, на которых вечерами горели редкие красные лампочки. Театр носил название „Красная мельница“, заимствованное у известного парижского кафешантана „Мулен-Руж“. На Петровке, почти напротив „Петровского пассажа“, во втором этаже дома помещался маленький синематограф „Мефистофель“, принадлежавший какому-то немцу с толстой супругой, восседавшей в крошечной кассе, из которой она с трудом вылезала перед началом сеанса, чтобы проверить билеты у публики на местах. Киномеханик громко объявлял в окошечко своей кинобудки название картины и род ее – „драма“, „видовая“ или „сильнокомическая“, а в заключение возглашал:

– Сеанс окончен!

На Тверской, в большом доме Саввинского подворья, выстроенном в русском стиле и ныне покорно переехавшем в глубь двора, уступив свое место новым зданиям улицы Горького, помещался синематограф с итало-греческим названием «Вивантограф». В этом же доме было представительство фирмы «Гомон», выпускавшей на экраны приключенческие «боевики» («Фантомас» и другие), а впоследствии и кинохронику из русской и иностранной жизни. В этом же доме позднее разместилась и крупная русская кинофирма Ханжонкова».

Описание типичного для окраин Москвы маленького кинотеатрика на Елоховской оставил Н. Д. Анощенко:

«Снаружи ничего примечательного – дом как дом; грязноват и невзрачен, как и его соседи. Над одностворчатой стеклянной дверью висит яркая электрическая лампочка, освещающая цветастую матерчатую вывеску – „Электро-синематограф“. На двери – рукописная афиша с перечислением названий показываемых фильмов, с указанием времени начала сеанса и цен на билеты: сидеть – 20 коп., стоять – 10 коп. [173]В те годы кинематографы, так же как и театры, давали ежедневно только один сеанс, начинавшийся обычно около 7—8 часов вечера, а по праздникам два сеанса: утром в 12 и вечером в 7 часов. Только кинематографы, расположенные на бойких улицах, давали ежедневно по несколько сеансов. Программу каждого сеанса, обычно продолжавшегося около часа, составляло пять-шесть фильмов. Тут были и видовые, и комические, и «Пате-журнал», который «все знает, все видит...», и феерии, и драмы.

Прочитал афишку и вхожу в этот «храм киноискусства». За дверью – загородка; слева – дощатая будочка «кассы», где я вижу нашу знакомую. Она с важным видом «хозяйки» сидит за столиком; на нем – две тетрадки билетов и зеленая плетеная проволочная корзиночка для денег, которых в ней совсем немного, – несколько мелких серебряных монеток да россыпь медяков.