Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта начала XX века

Доставленный в больницу городовой Дурнин скончался от ран. Он так и не узнал, что одного из убийц буквально через полчаса задержал его товарищ – городовой Мерзляков. Стоя на посту у Преображенской Заставы, он заметил, как к трамвайной станции подъехал на извозчике молодой человек, расплатился целым рублем и поспешил к трамваю. «Что-то здесь нечисто, – подумал Мерзляков. – Рубль метнул, словно барин, даже про сдачу не вспомнил. „Ванька“ вон рот раззявил от удивления. А сам к трамваю кинулся, как будто хочет побыстрее в толпе затеряться».

Описания преступников у городового не было, но об ограблении возле фабрики Динг ему уже сообщили. Повинуясь интуиции, он подбежал к подозрительному молодому человеку, обхватил его руками и не давал пошевелиться, пока на помощь не подоспели дворники. Последующий обыск принес обильные плоды: у приказчика магазина Чичкина Алексея Куренкова обнаружили маузер и тысячу рублей из денежного мешка артельщика макаронной фабрики.

Бывало, что стражи порядка гибли от рук людей, которых никоим образом нельзя было отнести к преступному миру. В 1907 году трое студентов университета, решив испытать свою готовность к «борьбе за народное счастье», зверски убили городового Лавра Горелина. Трое детей остались сиротами.

А вот в случае с корнетом Марченко и подпоручиком князем Вачнадзе политических мотивов не было вовсе – одна только дворянская спесь. Глубокой ночью 8 августа 1910 года эти молодые люди, только что выпущенные из училищ (один – в Белгородский уланский полк, другой – в 9-й Восточносибирский полк), возвращались на лихачах из ресторана. Самое главное событие в жизни каждого военного – первые офицерские погоны – было отмечено обильными возлияниями. Не в силах сдержать переполнявшую их радость, юноши оглашали спящие улицы громким пением. Однако на углу Владимиро– Долгоруковской улицы и Чухлинского переулка оно было прервано окриком городового, велевшего прекратить безобразие.

– Не знаешь, с кем говоришь, невежа?! – моментально взбеленились «певцы», когда сквозь алкогольный туман до них дошло, что их, настоящих офицеров, поучает какой-то там полицейский, да к тому же нижний чин.

– Виноват, ваше благородие! – отдал честь городовой, наконец-то разглядев белые военные мундиры. – А только будьте добры не нарушать тишину – не полагается по закону!

Городовой 1-го разряда Василий Кулешов из своих прожитых сорока семи лет двадцать отстоял на посту, поэтому знал назубок: «На обязанность полиции возлагается смотреть, чтобы по улицам и переулкам пьяных не было, и чтобы те, которые по улицам и переулкам кричат и песни поют, ночью в неуказанные часы ходят и в пьяном виде шатаются, были забираемы и отсылаемы под стражу». Каких бы благородных кровей ни был ночной гуляка, а нарушать «общественную тишину» никому не позволено. На то она ночь, чтобы люди отдыхали без помех. Тем более по летнему времени окна у всех открыты, поэтому любой шум может нарушить покой обывателей.

Однако вежливость постового привела к обратному результату. Офицеры, почувствовав себя окончательно оскорбленными, соскочили с пролеток и накинулись на городового с кулаками. Позже, на суде, свидетели утверждали, что от зуботычин Кулешов неоднократно падал на землю, но каждый раз поднимался и, прикладывая руку к козырьку фуражки, неизменно повторял: «Драться не полагается».

В описании самой трагедии свидетели разошлись кардинально. Привлеченные свистками Кулешова дворники, ночные сторожа, городовые с других постов утверждали, что, окончательно войдя в раж, офицеры выхватили сабли, и корнет Марченко рубанул городовому по правому бедру. Кулешов упал, истекая кровью. Ему пытались оказать медицинскую помощь, но по дороге в больницу он скончался [82]

.

Офицеры, напротив, доказывали, что собравшаяся толпа вела себя очень враждебно: бросала камни и палки, затем стала их избивать, сорвала погоны, вытащила из карманов кошельки, а один из городовых даже ударил корнета Марченко (это, впрочем, не подтвердилось – наоборот, полицейские защищали офицеров от самосуда). Сабли им пришлось обнажить исключительно в целях самозащиты, а роковой удар был нанесен случайно. Более того, защита высказала предположение, что городовой, получивший в суматохе толчок в спину, сам налетел на острие.

Военный суд признал обоих офицеров виновными в буйстве. Корнету Марченко при «увеличивающих вину обстоятельствах» определили четыре месяца ареста с последующими ограничениями прав по службе. Подпоручика князя Вачнадзе при говорили к двум месяцам пребывания на гауптвахте. Гражданский иск вдовы о выплате содержания на пятерых детей, оставшихся сиротами, был отклонен.

Следует отметить, что отношение к полицейским, погибшим при исполнении долга, как правило, было самым уважительным. Московская городская дума назначала их семьям пособия, которые выплачивались детям до достижения ими совершеннолетия.