Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта начала XX века

Почетом и уважением пользовались городовые-старослужащие. Градоначальник лично приезжал в участки, чтобы поблагодарить их за верную службу в полиции. Портреты ветеранов помещали на своих страницах московские газеты и журналы.

Циркуляром от 22 февраля 1910 года Департамент полиции известил, что «за подвиги храбрости, оказанные при борьбе с вооруженными нарушителями общественного порядка, когда характер оказанного подвига свидетельствует о беззаветном мужестве отличившихся лиц», Император разрешил награждать рядовых полицейских медалями «За храбрость» на Георгиевской ленте. Прежде этой награды удостаивались только отличившиеся на поле боя солдаты, унтер– офицеры и «кавказские туземцы».

Городовые, желавшие продвижения по службе и отвечавшие требованиям начальства – «служившие в военной или гражданской службе, не моложе 21 и не старше 40 лет; хорошо грамотные, развитые и видной наружности» – могли стать околоточными надзирателями. По мере открытия вакансий их зачисляли в резерв так называемыми сверхштатными, с жалованьем 20 руб. в месяц, но «на всем своем содержании». После обучения в специальной полицейской школе и сдачи экзамена происходил перевод в штат либо того же полицейского резерва, либо в участки. В последнем случае под началом этого полицейского чина оказывался околоток (определенное количество домовладений) и несколько городовых.

Околоточный надзиратель, хотя и относился к младшим полицейским служителям, но был уже фигурой – пусть не великий, а все-таки начальник. Жалованья ему полагалось в два с лишним раза больше, чем городовому

[83]. А главное – околоточный надзиратель, пока служил в полиции, получал права чиновника XIV класса, даже если не имел классного чина. В Российской империи, где «каждый сверчок должен знать свой шесток», это означало значительное повышение личного статуса, приобщение к корпорации всесильного русского чиновничества. Форма ему полагалась, «как у классных чинов», а к ней – «шашка драгунского образца с черным кавалерийским темляком на черной юфтевой портупее».

Уникальный характер должности околоточного надзирателя состоял в том, что он был главным и единственным передаточным звеном между государственной машиной и москвичами. «В случаях, когда полиции для исполнения возложенных на нее законами обязанностей, – гласила инструкция, – необходимо входить в непосредственные личные сношения с обывателями по месту их жительства, сношения эти делаются через околоточных надзирателей». В переводе с бюрократического языка это означало, что любая казенная бумага (например, судебная повестка), направленная в адрес жителя Москвы, вручалась лично околоточным надзирателем.

Но главная его обязанность заключалась в строгом надзоре за тем, чтобы жители околотка без малейших отступлений соблюдали правила и постановления «относительно общественного благоустройства и благочиний». Стоит заметить, что «Инструкция околоточным надзирателям Московской столичной полиции» представляла собой книгу в триста с лишком страниц, на которых убористым шрифтом были изложены все предписания московских властей. Одни только обязанности околоточного «по наблюдению за наружным порядком» насчитывали 15 пунктов, да еще девять «по надзору за народонаселением». И все они предписывали «досконально знать» о происходящем в околотке – от затеваемого в домах ремонта (только с разрешения властей) до появления незарегистрированных жильцов или женщин, тайно занимающихся сводничеством.

Некоторое представление о том, как это выглядело в реальности, дает рассказ самого околоточного надзирателя:

«Работы по горло. Работаешь и днем, и ночью, и утром, и вечером. И затем наблюдай, и за этим. Домовладелец снега со двора не вывозит – околоточный виноват. У другого выгребные ямы не в порядке – опять же с нас взыскивают.

Там чей-то сенбернар ни с того ни с сего вскочил в сани и укусил барышню – снова околоточному работа. Производи, стало быть, дознание: чья собака и не бешеная ли, и первый ли это случай нападения на прохожих? Здесь – понукай дворников, чтобы в гололедицу панели посыпали, да не солью, от которой, говорят, портятся калоши, а песком.

Видите ли, с утра маковой росинки во рту не было – некогда. Обойдешь свой околоток, спешишь на работу в участок. Из участка бы следовало домой забежать – никак невозможно. Разноси квартирантам вот эти повестки, – сами видите, сколько их тут у меня: целый портфель.

– Да когда же вы успеете разнести все эти повестки?

– Сам не знаю. Придется до позднего вечера разносить...

– А потом на покой?

– Нет. Сегодня у меня ночное дежурство».