Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта начала XX века

Околоточный был обязан как можно чаше обходить свой околоток днем и ночью, проверяя несение службы городовыми, дворниками и ночными сторожами. Мелкие нарушения порядка или же требовавшие немедленного устранения фиксировались им в протоколах. При этом ему не рекомендовалось расцвечивать официальный документ речевыми оборотами вроде: «Я, такой-то, проходя по вверенному мне околотку и имея неустанное наблюдение, чтобы все обстояло благополучно... принял энергичные меры...» При малейшем подозрении на совершенное преступление околоточному надзирателю следовало немедленно приступать к дознанию.

Вызывать к себе на квартиру или в участковое правление нужных по делу лиц околоточному не разрешалось – приходилось самому бегать по разным адресам и оформлять бумаги на месте. Лишь в 1907 году градоначальник разрешил полицейским для служебных нужд пользоваться велосипедами («соблюдая при этом все установленные правила»). Вообще же околоточный был прикован инструкцией к своей территории, как каторжник цепью к веслу галеры: покидать ее он мог только с разрешения пристава. Каждый раз, выходя из квартиры, околоточный был обязан сообщать ближайшему городовому, куда направляется, чтобы в случае необходимости его удалось бы легко отыскать.

Верность служебному долгу требовала от околоточного надзирателя даже известного рода аскетизма. Один из параграфов инструкции указывал, что представители этой категории полицейских «при посещении публичных гуляний и садов, не должны занимать мест за столиками среди публики, а равно проводить там время со своими знакомыми в качестве частных посетителей; им воспрещается посещать трактиры, рестораны и тому подобные заведения с целью препровождения времени, а разрешается заходить в них только лишь для исполнения обязанностей службы». Жениться околоточные надзиратели, так же как и городовые, могли только с разрешения градоначальника.

Честно говоря, для нас так и осталось загадкой, кто из полицейских мог изо дня в день выполнять все требования упомянутой выше «Инструкции околоточным надзирателям». Либо он должен был быть неким «чудо-богатырем», не знающим ни сна ни отдыха, либо... постоянно иметь упущения по службе, которые ему всеми доступными способами приходилось скрывать от начальства.

Сразу отметим, описаний идеальных околоточных надзирателей найти так и не удалось. Зато в пользу второго предположения говорят факты, всплывшие во время суда над околоточным надзирателем Абиняковым, письмоводителем при полицмейстере 2-го отделения [84]. Чтобы не возникло путаницы, следует пояснить: подсудимый не руководил околотком, а лишь относился к низшим чинам полиции; по кругу служебных обязанностей он был «чиновником для письма» – нечто вроде секретаря. Показания полицейских даже не требовали комментариев, поэтому газеты в отчетах о процессе просто приводили слова свидетелей:

«Вот повествует о деятельности Абинякова пристав Мариинского участка кап. Языков.

– Непосредственно к полицмейстеру Абиняков никогда не допускал даже приставов. А всем предлагал писать рапорты.

Зная о влиянии Абинякова на Юрьева, все, конечно, подчинялись своей участи и спешили понять совсем не двусмысленные намеки Абинякова о взятках. То за учение сына нужно заплатить, то кормиться нечем, то просто без объяснения просил деньги... И давали. Языков дал в два приема 55 рублей.

Вот один за другим дают показания околоточные надзиратели. Собирали, говорят, к Пасхе и Рождеству для Абинякова рублей по 25—30. Собирали и просто временами рублей по десяти. Но Абиняков не брезговал никакими суммами: брал рубль, когда денег больше не было. Любил просить на извозчика.

– Зачем же вы давали? – недоумевает председательствующий И. В. Стрижевский.

– Да как же, он нужный был человек, – отвечают околоточные надзиратели. – Предупреждение о ревизии участка полицмейстером, всякого рода другие сообщения, перевод из разряда в разряд, а при случае – возможность избавиться от наказания, – все это было во власти Абинякова.

И тут же иллюстрируют эти заявления примерами. Провинился в чем-то околоточный надзиратель Молчанов. Вызывает его по телефону Абиняков. С таинственным видом прикрыл Абиняков дверь и дипломатично повел беседу:

– Мне поручено произвести дознание по вашему делу. Но я – ваш друг и зла вам не желаю – и т.д.

– Я понял, – говорит Молчанов, – что все клонится к «благодарности»...

Когда полицмейстер Юрьев являлся производить ревизию участка, его неизменно сопровождал Абиняков. И вот, чтобы ревизия сошла благополучно, околоточные надзиратели тут же устраивали между собой «сбор» и вручали Абинякову».

Обвинитель, товарищ прокурора Н. Н. Чебышев, не называл полицейского-взяточника «оборотнем в погонах», но сотворенное им зло охарактеризовал особо: