Повседневная жизнь советской богемы от Лили Брик до Галины Брежневой

Но у Лили планы были иные: зачем ей этот Катовице вместе с великовозрастным дядей (судьба еврейского населения города после 1939 года окажется весьма печальной)? И вновь она возвращается в Москву — с Лилей носятся, как с писаной торбой, не зная, чем ее отвлечь от проявившегося, как нефтяной фонтан (в смысле — с невиданной силой), первобытного инстинкта. Наняли ей учителя музыки, чтобы учил ее игре на фортепиано, на дому. Нашли же инструмент! Если бы еще арфа или скрипка. А тут фортепьяно — прямо на нем девушка и совратила учителя. Звали осчастливленного Лилей преподавателя Григорий Крейн (человек с такими именем и фамилией хорошо известен знатокам советской музыки). Потом — аборт, сделанный в далекой провинции у столь же далеких родственников. «Операция прошла не слишком удачно: Лиля навсегда лишилась возможности иметь детей, хотя и без этой беды к материнству никогда не стремилась. Ни тогда, ни потом», — открывает интимную тайну лично знавший Лилю Аркадий Ваксберг.

Так бы Лиля и кочевала от одного мужчины к другому, подобно переходящему Красному знамени, если бы не настойчивость ее давнего знакомого Осипа Брика, с которым они познакомились в году 1905-м, когда Россию охватили забастовки и стачки. Гимназистка Лиля занималась в кружке политэкономии, руководимом Осипом. Политэкономия Лиле была мало понятна, а вот Ося ей понравился. Почти ровесник (на три года старше) тихий Осип, подхвативший в юности революционную заразу и за то отчисленный из 3-й Московской гимназии, упорно ухаживал за Лилей, ожидая, видимо, пока она перебесится. Такой короткий момент наступил в 1912 году — им никак нельзя было не воспользоваться. В итоге в марте этого года раввин московской синагоги их обвенчал — Лиля возжелала провести церемонию дома, с чем и не спорили, ибо, как сказал Лилин папа священнику, дочка-то у него с придурью.

Еще до свадьбы романтическое чувство Осип обсуждал со своим двоюродным братом и соседом Лили Юрием Румером, будущим ученым, одним из основателей Академгородка в Новосибирске. Как это у нас водится, Румер, перед тем как стать «видным советским физиком-теоретиком», лет пятнадцать оттрубил за колючей проволокой в шарашке, поэтому память у него была хорошая. Профессор Румер хорошо запомнил свою соседку Лилю и является для нас ценным свидетелем: «Началось все это, конечно, с дружбы наших матерей. Они были дружны, они вместе ходили в театры — эти две пожилые дамы, вместе выезжали на курорты немецкие — Тhuringen, Friedrichroda и так далее… Мой двоюродный брат — Осип Максимович Брик. Его мать и моя мать — родные сестры. Так это всё и текло, пока не подросли. А когда подросли, Осип Максимович влюбился в Лилю и захотел, чтобы она стала его женой. А так как Осип Максимович был богат и способен, и недурен собой, то все, казалось бы, за этот брак. И он меня даже спросил, а он на 10 лет был старше меня: “А тебе Лиля нравится?” Я сказал: “Очень!” “Ты понимаешь, — говорит, — мне она тоже очень нравится”. И вот таким образом они купили шикарную квартиру, шикарную обстановку и стали строить новую семью».

Ко времени создания новой семьи так и неизлечившийся от бациллы марксизма Ося окончил юридический факультет Московского университета и торговал кораллами — да, именно в этой причудливой сфере трудилась не покладая рук фирма «Павел Брик, вдова и сын». Памятливый Юрий Румер утверждал, что роль кораллов якобы выполнял на самом деле особый сорт песка, добывавшийся в заливе около Неаполя: «Дело вот как было. Имеется под Неаполем заливчик, где песок приобрел форму крупных камешков, которые очень напоминали темные кораллы. Это были маржани, итальянские крестьяне называли их так — “маржани”, и им даже в голову не приходило делать из них украшения. А вот дядя Макс мой, путешествуя там с женой и Осипом Максимовичем, обратил внимание на то, что можно устроить небольшую мастерскую, изготавливать вещи, которые можно будет очень выгодно продавать. И Максим Павлович этим занимался, он иногда выезжал, надевал шикарную шубу, брал красивый саквояж и уезжал в Синь-Цзянь, в Сибирь или в Среднюю Азию продавать очередную партию обработанных им и еще двумя рабочими камней. Причем он брал задаток у этих людей, которые у него покупали камни, и никогда не требовал, чтобы остаток тоже ему отдавали. Его считали там праведным купцом, и говорят, что даже мечети были заполнены молящимися за этого праведного человека. Он брал десять рублей залога, а сто рублей остатка нередко прощал. И очень быстро разбогател — не на бриллиантах, а вот на этих маржани… А маржани в чемоданах остались, и потом уже в 1919 году, вероятно в поисках каких-то преступников, скрывающих от власти несметные сокровища, или еще зачем-то, нагрянула милиция и отобрала оставшиеся необработанные камни. Ювелиры, которым, очевидно, как экспертам, их показали, только плечами пожали и посоветовали эти камни выбросить. Так, видимо, и сделали, поскольку камни не вернули. На этом все и кончилось, а так они давали доход — и немалый».