Повседневная жизнь советской богемы от Лили Брик до Галины Брежневой

В советское время переводчики жили очень хорошо — они с утра до вечера только и делали, что переводили «национальных» поэтов, это была своего рода синекура под названием «Литература народов СССР». Нередко эта самая национальная литература просто писалась набело. В 1940-е годы Липскеров был небедным человеком, все свои гонорары тратил на покупку антиквариата, будь то мебель, бронза или фарфор. В живописи предпочитал «мирискусников» и особенно Константина Сомова. В последние годы он совершенно ослеп, а после смерти всё его богатство распродали за неимением наследников. Во многих московских домах появились тогда роскошные вещи из его домашней обстановки. Кое-что прикупила себе и Лиля.

«Она была хороша собой, соблазнительна, знала секреты обольщения, умела заинтересовать разговором, восхитительно одевалась, была умна, знаменита и независима. Если ей нравился мужчина и она хотела завести с ним роман — особого труда для нее это не представляло. Она была максималистка, и в достижении цели ничто не могло остановить ее. И не останавливало. Что же касалось моральных сентенций… Романы Лили Юрьевны! Ее раскованное поведение и вольные взгляды порождали массу слухов и домыслов, которые передавались из уст в уста и, помноженные на зависть, оседали на страницах полувоспоминаний. Даже в далекой Японии писали: “Если эта женщина вызывала к себе такую любовь, ненависть и зависть — она не зря прожила свою жизнь”», — писал сын последнего Лилиного мужа Катаняна, тоже Василий Катанян. Ему, конечно, виднее.

Не знаем, как там в Японии с ее гейшами, а у нас Лиля Брик прочно ассоциируется с именем Маяковского, занимавшего когда-то первое место на пьедестале советских поэтов. Его так и называли — великий пролетарский поэт, а в Литературной энциклопедии 1934 года, то есть изданной через четыре года после самоубийства, он еще и «великий художник», что-то там вкладывающий в «сокровищницу социалистической поэзии». С тех пор святой лик Маяковского смотрел с фасада почти каждой советской школы вместе с Пушкиным, Толстым и Горьким. Официальный пиетет в отношении Маяковского служил той основой, что позволяла не только власти, но и фрондерствующему общественному мнению прощать Лиле Брик многие ее грехи: ну как же, муза! Однако сегодня, когда многие кумиры развенчаны, а архивы понемногу открываются, Маяковский уже не кажется таким уж «великим художником» (да считать его таковым никто и не требует, что особенно важно), следовательно, и роль Лили при нем требует уже несколько иного, более свободного толкования. И лучше, если этих толкований будет много, что отчасти согласуется с принципами жизни Лили — свобода и еще раз свобода.

Итак, свой первый салон Лиля Брик создала еще до 1917 года в Петербурге, впрочем, тогда он уже назывался Петроградом: в самом начале Первой мировой войны Николай I на волне антинемецкой истерии решил переименовать российскую столицу. Салонные амбиции Бриков простирались далеко за пределы банальных вечеров с чтением стихов под рояль. Ориентироваться было на что — «Башня» Вячеслава Иванова, оплот русских символистов, пожалуй, самый знаменитый литературно-художественный салон Серебряного века, разместившийся в Петербурге на последнем этаже дома с круглой башней на Таврической улице, 35. Салон существовал в 1905–1912 годах, собирая под свою крышу широкий круг русской творческой интеллигенции — писателей, художников, актеров, философов, а также просто гомосексуалистов. Приемным днем здесь была среда — с 11 вечера и до рассвета (общались напропалую всю ночь), отсюда и второе название салона — Ивановские среды. Здесь бывали Блок, Белый, Мережковский, Гиппиус, Гумилев, Розанов, Бальмонт, Сологуб, Кузмин, Городецкий, Волошин, Хлебников, Ходасевич, Бердяев, Шестов, Булгаков, Александр Бенуа, Сомов, Бакст, Добужинский и многие другие, в общем, приходили все.

Участники «Башни» причисляли себя к сливкам интеллектуального общества. Председатель собраний Николай Бердяев, руководивший диспутами на такие темы, как «искусство и социализм» или «мистический анархизм», называл их «утонченной культурной лабораторией». Опытные исследования этой лаборатории проводились в поисках новых достижений в области искусства, культуры и науки недолгой эпохи Серебряного века. Сергей Маковский говорил, что «почти вся наша молодая тогда поэзия если не “вышла” из Ивановской “Башни”, то прошла через нее».