и списков деятелей интеллигенции,
подлежащих высылке.
2 августа 1922 года.
Слушали: Списки антисоветской интеллигенции.
<…>
Выслать за границу как лиц, не примирившихся с советским режимом в продолжение почти 5-летнего существования Советской власти и продолжающих контрреволюционную деятельность в момент внешних затруднений для Советской Республики. Произвести арест всех намеченных лиц, предъявить им в 3-дневный срок обвинение и предложить выехать за границу за свой счет. В случае отказа от выезда за свой счет выслать за границу за счет ГПУ. Согласившихся выехать освободить из-под стражи…
Председатель
Секретарь
Агранов — тот самый чекист, чья звезда вскоре заблистает в возродившемся салоне Лили.
О новой службе Осипа высказывались различные мнения и за рубежом. В марте 1922 года газета «Голос России» в Берлине сообщала: «Брик попал в Чека из-за нежелания ехать на фронт; записавшись в коммунисты, он должен был выбрать фронт или Чека — он предпочел последнюю». И эта точка зрения также имеет право на существование. Если уж Ося дезертировал с фронта в Первую мировую, то о Гражданской и говорить не приходится. И новая работа вполне могла быть следствием его «пацифистских» настроений. А ее, работы этой, было много. Ося трудился как раб на галерах. Приходил чуть ли не за полночь, приносил что-нибудь вкусненькое (про усиленный паек тоже не будем забывать!). А дома, в Полуэктовом, его уже ждут не дождутся. Лиля то ли издевалась, то ли вполне серьезно предупреждала гостей: «Подождите, будем ужинать, как только Ося придет из Чека». Вот и думай после такого предложения — быть может, остаться? Ведь что могут подумать, если уйдешь. Особенно сомневался Пастернак.
Но не все же люди верили в «святость» чекистов, кто-то из тех, кто покинул гостеприимный дом Бриков, не дождавшись Оси с гостинцами, сочинив вдогонку эпиграмму:
Стишки эти приписывают Сергею Есенину, хотя не очень похоже. Кто-то, вероятно, стал обходить дом Бриков стороной, а иные, наоборот, решили поближе познакомиться, надеясь на решение собственных бытовых и творческих проблем. Генерал-майор КГБ в отставке Александр Михайлов, до 1989 года являвшийся сотрудником Пятой службы Московского управления КГБ СССР, занимавшийся вербовкой творческой интеллигенции, подметил интересную особенность этого контингента: «Спецслужбы привлекали для тайного сотрудничества и артистов, и режиссеров, и писателей. Не каждый соглашался. Но бывало и так: только артисту делаешь предложение о сотрудничестве, он сразу думает, что с этого поиметь. И в обмен выдвигает просьбы — телефон домой поставить, с квартирой помочь, и чтобы главную роль ему дали…» Так и с Осей: согласился работать — и сразу в 1921 году новую жилплощадь получил, в Водопьяном переулке, что напротив почтамта на Мясницкой. И на работу ходить недалеко.
Большевистские вожди уделяли огромное внимание улучшению собственного быта, превратив бывшие доходные дома в так называемые дома Советов. В Москве их было десятка два, и все под номерами. Взять хотя бы дом в Романовом переулке (тогда Шереметевский, а позже улица Грановского). Квартиры огромные, по пять — семь комнат. В каждой такой квартире поселился тот или иной нарком. Рассчитывать на такое жилье Брикам было бы наглостью, их наделили двумя комнатами в коммуналке по адресу: Водопьяный переулок, дом 3, квартира 4.
Как по заказу куда-то подевался хозяин квартиры — Николай Абрамович Гринберг, хотя почему подевался — его как раз отправили туда, откуда за полночь возвращался новый жилец, то есть на работу к Осе. Там, в ЧК, Гринберг и погиб (это была весьма удобная, кстати говоря, форма решения жилищного вопроса хотя бы для сотрудников ЧК — не уехавших хозяев или расстреливали, или забирали, или высылали). А вот его сыну Роману Николаевичу Гринбергу удалось выехать за границу, осесть в Нью-Йорке, где уже в 1960-х годах он будет издавать литературный альманах «Воздушные пути», в котором впервые увидели свет стихи Мандельштама, Ахматовой и других русских поэтов.