Повседневная жизнь советской богемы от Лили Брик до Галины Брежневой

В том же 1921 году и сама Лиля присоединяется к славной чекистской когорте под № 15073 — таков был номер ее удостоверения, выданного в ГПУ, как установил исследователь-бриковед Валентин Скорятин, чьи публикации 1980-х годов о якобы хорошо спланированном органами убийстве Маяковского наделали много шума. Кого тогда только не разоблачали… Лиля надумала выехать в Великобританию, для чего требовался загранпаспорт. Как и в случае с ее сестрой, документ был выдан с поразительной быстротой, о чем в архиве консульского управления Наркомата иностранных дел осталось интересное свидетельство. Из «выездного дела» Лили следует, что заявление было подано 24 июля 1922 года, а паспорт получен уже 31 июля, а в графе «Перечень представленных документов» указано: «Удостоверение ГПУ от 19/VII № 15073». Вполне возможно, что удостоверение выхлопотал Лиле Осип, благодаря чему факт ее службы в ЧК оказался задокументирован официально.

В коммунальной квартире в Водопьяном переулке возрождается богемная жизнь Лили Брик и ее окружения, чему не мешают экономическая разруха и галопирующая инфляция.

«В Москве дороговизна. И поворот в прошлое плюс будущее, деленные пополам. Черный хлеб 11 тысяч, средний проигрыш зеленого стола шестизначное число, иногда девятизначное… Пока я одет и сыт. Ехал в Москву в одной рубашке: юг меня раздел до последней нитки, а москвичи одели в шубу и серую пару. Хожу с Арбата на Мясницкую как журавель. Ехал в теплом больничном поезде месяц целый.

Мясницкая, Почтамт,

Водопьяный переулок, д. 3, кв. 4.

О. М. Брику для меня», — из письма Велимира Хлебникова родителям от 14 января 1922 года.

В апреле стало еще хуже.

«Около Рождества средним состоянием делового москвича считалось 30–40 миллиардов; крупные проигрыши в карты были 7 миллиардов, свадьба 4 миллиарда. Теперь все в 10 раз дороже, 2 миллиона стоит довоенный рубль, на автомобиле 5 миллионов в час», — из письма Хлебникова матери от апреля 1922 года.

Приходит и Виктор Шкловский: «На Водопьяном переулке две комнаты с низкими потолками. В передней висит сорвавшийся карниз, висит он на одном гвозде два года. Темно. Длинный коридор. Вход к Брикам сразу направо. Комната небольшая, три окна, но окна маленькие, старые московские… В углу печка, она покрашена плохо, краской замазаны и отдушники. В углу же кровать и над ней надпись: “Садиться на кровать никому нельзя”».

Помимо привычных персонажей вроде Хлебникова и Шкловского, у Бриков появляются и новые лица, например семнадцатилетний Сергей Юткевич, будущий создатель советской ленинианы, а пока он учится у Мейерхольда в Государственных высших режиссерских мастерских (ГВЫРМ) и в Высших художественно-технических мастерских (ВХУТЕМАС). Вместе с Леонидом Траубергом и Григорием Козинцевым Юткевич выпустит манифест «Эксцентризм» — теоретическую платформу Фабрики эксцентрического актера (ФЭКС). А в 1926 году он возглавит Экспериментальный киноколлектив — ЭККЮ. Юткевич вспоминал: «В этой второй, рабочей комнате поэта появился и я в 1921 году. Комната была поменьше первой и тоже отличалась аскетичной обстановкой. У окна примостился столик, а по стенам стояли книжные полки некрашеного дерева. На них постоянно накоплялись комплекты журналов на разных языках… Брик разрешил мне приходить без спроса, пользоваться книгами и забирать их с собой… Кстати, несмотря на двусмысленное наименование старого переулка, я никогда не замечал в жилище ни одной рюмки, ни одного бокала, кроме стаканов и чашек, наполняемых из чайника и вечно кипящего самовара».

Приходила и Рита Райт — подруга Лили, переводившая на немецкий язык «Мистерию-Буфф» для спектакля, что прошел летом 1921 года в цирке на Цветном бульваре. При чем здесь немецкий? Спектакль показывали иностранным делегатам съезда Коминтерна. Но, конечно, заслуга ее не в этом. Райт (урожденная Раиса Яковлевна Черномордик) открыла советским людям весь цвет мировой художественной литературы. Кроме Эльзы Триоле (что кажется естественным) она перевела Бёлля, Кафку, Сэлинджера, Фолкнера, Воннегута. Если учесть, что в иное время публикация западных современных классиков была сродни раздаче пайков — то есть помалу и редко, можно себе представить, чтó значила для многих читателей возможность открыть книгу или «Иностранку» с переводами Райт.

В Водопьяном переулке за самоваром появляются знакомые Оси «с работы» — на правах друга дома пьет чаек особоуполномоченный ВЧК Яков Агранов, по домашнему «Яня» или «Янечка». По делам службы он обязан был держать в поле зрения интеллигенцию — расстреливать, если что. Следствие по делу Гумилева вел именно он. Агранов допрашивал и Галину Серебрякову, с которой мы уже встречались в этой книге: «Это был рыхлый, нескладный человек, брюнет, с позеленевшей кожей, густой сетью морщин вокруг злых полубезумных черных глаз, с удивительно длинными и толстыми губами, углы которых были опущены, как у бульдога, к подбородку и придавали лицу выражение жестокости и пресыщения». Но Лиле, вероятно, он казался вполне симпатичным, что дало повод молве связать их любовными узами.