Пожиратели тьмы: Токийский кошмар

– Каждый год состав классов менялся, – вспоминал он. – Один мой товарищ раньше учился в одном классе с Хошиямой и сказал мне: «Странный парень». Но мне Сейсо с первого взгляда показался довольно приятным. Он всегда хорошо выглядел и был аккуратно причесан; тогда он носил стрижку, которую мы называли «Кеннеди», – как у знаменитого американского президента. У него были гладкая светлая кожа и, несмотря на юность, неплохая фигура, не мускулистая, но и не рыхлая. И он охотно вступал в разговор, пытался завести друзей. Я решил, что парень довольно интересный и совсем не странный, поэтому спросил друга, с чего тот назвал Сейсо странным. А он ответил: «Посмотри на его глаза».

Акимото сразу понял, что имел в виду его друг. Вокруг век Хошиямы виднелись крошечные шрамы, знакомые его ровесникам как следы операции под названием эпикантопластика. Она заключается в удалении эпикантуса, массивной складки, прикрывающей внутренний угол глаза и характерной для многих жителей Центральной и Восточной Азии. Операция превращала азиатское гладкое веко в двойное европейское. Глаза становились больше и круглее, казались более «западными» и привлекательными, а для многих японцев – и менее корейскими. Через двадцать лет у азиатских женщин дорогостоящая операция обретет огромную популярность.

– Но в те времена пластическая операция у школьника была крайне необычной, – подчеркивал Акимото. – И все же Сейсо явно ее сделал и теперь мог похвастать двойным веком[39]. Я решил, что парень весьма интересный.

Ребята сблизились; два или три раза Акимото бывал у него в Дэнъэнтёфу. В Кэйо учились многие мальчики из обеспеченных семей, но богатство Хошиямы ошеломляло.

– Дом был огромным, – рассказывал Акимото. – Я подумал, что его семья богата уже много поколений. У него оказалась большая коллекция пластинок. А даже для мальчиков из Кэйо в то время это считалось дорогим удовольствием. По словам Сейсо, его годовой доход составлял двадцать миллионов иен – поистине удивительная сумма. Он вроде бы владел автомобильными парковками. Мимоходом я узнал, что его родители живут в Осаке, но сам он никогда о них не рассказывал. В доме не нашлось никаких картин или семейных фотографий. Кажется, он говорил, что живет с дедушкой, но я там видел только домработницу и начал подозревать, что никакого дедушки нету. К тому же Сейсо часто опаздывал на занятия – видимо, некому было его разбудить утром и отправить в школу. Несмотря на живой ум, успеваемость у Хошиями хромала. Потому что он жил один и никто за ним не ухаживал. Он создал собственный мир, варился в собственной атмосфере.

Непросто описать, но что-то в Сейсо Хошияме отличало его от других: хладнокровие и самостоятельность, граничащие с полной оторванностью от общества.

– Однажды он вернулся после каникул с наручными часами, кажется, «ролекс», которые хотел продать. По его словам, он купил их в Гонконге, что нас, мальчишек, очень впечатлило. Импортные часы, заграничные поездки – мы о таком даже не мечтали.

Хошияма хорошо говорил по-английски и делал большие успехи в музыке – по крайней мере, для ушей неискушенных подростков в Кэйо.

– Он превосходно пел, – вспоминал Акимото. – Осенью у нас в школе намечался праздник, и мы решили устроить выступление музыкальной группы, а также продавать «кока-колу» и немного подзаработать. Хошияма отвечал за вокал. Он исполнил композицию Тома Джонса, и получилось великолепно! Точь-в-точь Том Джонс, его резкие движения бедрами и пластика в целом. Не помню, какую песню пел Сейсо, – не «Делайлу», а другую. На нем была рубашка с длинными рукавами, красивая такая, из черного атласа или шелка. Потрясающий наряд. Раньше он не носил таких броских вещей, но обладал своим стилем и выглядел прекрасно.

И все же стать настоящим другом Хошиямы Акимото не удалось. В Сейсо ощущалась некая пустота, будто под многообещающей внешностью пряталась душа, которой недоставало человечности, – если она там вообще была.

– Когда я согласился с вами встретиться, я много думал о том, каким был Сейсо, – признался мне Акимото. – Это очень трудно выразить. Он выстроил стену между собой и другими людьми и никогда по-настоящему не понимал одноклассников. Каждый делится чувствами с друзьями, находит нечто общее, открывается в общении, даже если речь идет о любви к мотоциклам «хонда» или другой чепухе. С Хошиямой у нас такого не было. Если он хотел подружиться с одноклассником, то говорил: «Он клевый парень», – но даже не пытался заглянуть глубже, узнать характер человека. Слишком уж материалист; с ним не возникало неуловимого единения, когда действительно общаешься с человеком по душам. Его интересовали только собственные желания, и никаких компромиссов. Ни до, ни после мне не встречались подобные люди. Я сохранял определенную дистанцию и наблюдал за ним. По-моему, в его душе вообще не было места для настоящего друга. Я до сих пор так считаю.

Больше всего в Сейсо поражала уверенность в обращении с девушками.