Пожиратели тьмы: Токийский кошмар

– Он часто сам ездил развлечься в Дзиюгаоку и Иокогаму, – вспоминал Акимото. – В Иокогаме работала знаменитая дискотека, куда он часто заглядывал. Мальчишки нашего возраста обычно ходили туда вдвоем или втроем, но никогда поодиночке. А Хошияма не боялся гулять один. Он вел себя как взрослый, флиртовал как взрослый, и это очень впечатляло. Как-то на третьем году старшей школы он сообщил мне: «У меня свидание с девушкой. Показать ее фото?» Я посмотрел: они сидели вместе в дорогом ресторане в пригороде, куда школьники и не подумали бы сунуться. А он запросто появился там, да еще в белом костюме. Рядом стоял огромный букет цветов. Девушку – наполовину японку, наполовину европейку – звали Бетти. Думаю, Сейсо был настроен очень серьезно, но она его бросила, как он со слезами рассказывал по телефону нашему общему другу. Бетти сказала: «Когда станешь зрелым мужчиной, я вернусь». Он считал себя недостаточно зрелым, но твердо решил таким стать. Так что человеческие чувства у Хошиямы все-таки были. Он умел любить по-настоящему.

В школе при университете Кэйо учились несколько корейцев и китайцев. Но никто из одноклассников, по крайней мере опрошенных мною, даже не догадывался, что Сейсо Хошияма дзаинити. Никто не видел его родителей, братьев или друзей детства из Осаки. И никто не слышал о происшествии, ставшем, возможно, одним из самых тяжелых испытаний в жизни юного Сейсо, – о внезапной смерти его отца Ким Кё Хака в 1969 году при невыясненных обстоятельствах.

Джордж О'Хара

Вместо полицейского участка Азабу, где подозреваемого допросили бы в обычном порядке, детективы инспектора Удо отвезли Ёдзи Обару в похожую на крепость штаб-квартиру токийской полиции в Касумигасэки, квартале японской администрации. Неподалеку располагались Министерства финансов, иностранных дел и юстиции; на двух с половиной квадратных километрах разместилось самое большое скопление государственных институтов в стране. В течение нескольких часов после ареста Обары сотни офицеров с ордерами на обыск ворвались в двадцать объектов недвижимости задержанного по всей Японии. Среди них были однокомнатная квартира среди пальм Дзуси-Марины в комплексе Блю-Си-Абурацубо, где когда-то лежала мертвая собака; квартира неподалеку от Роппонги, где арестовали Ёдзи, и особняк в Дэнъэнтёфу. Вертолеты японских телевизионщиков кружили над стратегическими точками, пытаясь заглянуть за полицейский кордон. Они снимали, как собаки-ищейки что-то вынюхивают, а полицейские в комбинезонах перекапывают землю вокруг зданий. Сутки напролет полицейские автофургоны сновали туда и обратно, привозя улики: инструменты, одежду, записные книжки, пачки документов, катушки с пленкой, видео- и аудиокассеты, фотографии, различные бутылки с жидкостью и пакетики с порошком. Их отправляли в хранилище в Касумигасэки, где сам Удо руководил процессом их анализа.

– Собрали около пятнадцати тысяч предметов, – сообщил он мне. – Их разместили в самом большом помещении для улик, которое нашлось в штаб-квартире. Там было столько пыли, что все кашляли и чесались от укусов пылевых клещей. Но теперь мы обладали тоннами сокровищ.

Обару содержали в одной из камер в том же здании. В Японии подозреваемые в уголовном преступлении теоретически должны находиться в местах предварительного заключения, откуда их возят по утрам на допрос и куда отвозят в конце рабочего дня. На деле арестованных почти всегда держат в полицейском участке, где следственная группа контролирует все аспекты: доступ адвокатов и посетителей, время и продолжительность допросов, питание, даже степень освещенности в камере.

Многих прав, которые считаются основными в британском и американском правосудии, подозреваемый в Японии лишен, и, даже если в теории они существуют, на практике их просто игнорируют. У заключенного есть право на встречу с адвокатом – но частота и продолжительность визитов регулируется полицией. У него есть право хранить молчание на допросе – но он вынужден сидеть и слушать вопросы, которые часами задают сменяющие друг друга офицеры, пока арестант не одуреет от скуки и усталости. Детективы не обязаны производить запись допросов. Вместо стенограммы в конце процедуры они составляют краткий отчет (известный в системе правосудия как «заметки для прокурора»), под которым измученного подозреваемого просто просят подписаться.

Ордер на арест дает полиции право задержать подозреваемого на три дня, но с разрешения судьи срок позволено дважды продлевать на десять дней. Судья почти никогда не отказывает, так что полиция может держать человека под стражей двадцать три дня без общения и переписки, без доступа к адвокатам, семье или друзьям, причем даже не обязательно выдвигать какие-либо обвинения.

«Официальное законодательство Японии дает детективам столько преимуществ, что они крайне редко прибегают к откровенно нелегальным методам, – писал криминалист Сецуо Миядзава. – Вся система построена и работает так, что подозреваемый скорее сам добровольно признается в преступлении».