Позорный столб (Белый август)

К счастью, молчаливый господин не покинул Штерца в беде. Прямо из караулки он поспешил в находившееся поблизости здание военного министерства Венгрии на улице Дороттья. Он переговорил с дежурным офицером, почитателем капитана Тивадара Фаркаша, секретаря Хаубриха. Незамедлительно на трех языках — венгерском, немецком и румынском — был оформлен мандат, согласно которому «господин поручик Виктор Штерц в качестве уполномоченного военного министерства Венгрии…» — и факсимиле, припечатанное каучуковым штемпелем, социал-демократического военного министра: «Йожеф Хаубрих собственноручно». Дежурный офицер оказался настолько любезен, что переслал сей документ румынам в отель «Хунгария». Здесь, разумеется, не обошлось без некоторой волокиты… пришлось выложить десять тысяч лей, а затем…

В доме восемь по улице Надор в полночь началась невообразимая суматоха. Эгето уже пересек границу дремоты и, утомленный перипетиями целого дня, погрузился в сон. Он проснулся, разбуженный громким стуком в дверь и неистовыми криками.

— Открывайте! — кричал грозный голос, — Aufmachen! — И затем это же приказание повторили несколько раз по-румынски.

В стекло кухонной двери колотили с такой яростью, что оно уцелело только чудом.

Эгето соскочил с постели и быстро натянул брюки; какое-то мгновение, еще не совсем стряхнув с себя сон, он прислушивался.

«Уже явились», — пронеслась в его мозгу мысль, и он ощутил скорее удивление, чем страх.

Он босиком пошел к двери, которая трещала под ударами.

«Ладно, ладно, — думал он с досадой, — погодите одну минуту, не опоздаете, ведь я здесь».

— Фери! — растерянным голосом проговорила тетушка Йолан. Она была уже на ногах и зажигала керосиновую лампу.

Йошка, освещенный бледным светом лампы, сел на кровати и сонно жмурился.

— Что это, мама? — спросил он.

Тетушка Йолан промолчала. Она взяла лампу в руки.

— Я сама, — сказала она и отстранила Эгето, — это моя квартира!

Эгето не нашелся, что возразить.

«Из-за меня они попадут в беду», — думал он, бледнея от этой мысли.

Кухонная дверь распахнулась.

— Стой! — раздался повелительный голос.

В то же мгновение люди с карманными фонариками в руках ворвались в комнату и направили свет на Эгето.

— Руки вверх! — скомандовал кто-то.

Эгето повиновался.

— Пройдите в кухню!

Эгето пошел с поднятыми руками.

Это были румынские солдаты, ими командовал младший лейтенант. Их сопровождал какой-то штатский, он-то и говорил по-венгерски.

Эгето облегченно вздохнул.

«Всего лишь румыны», — подумал он.

Немного погодя в кухню вышел и Йошка, как был, в ночной сорочке, которая не доходила ему до колен. Румынский солдат стал у двери, и больше ими никто не интересовался. Никому также не было дела, выполняется ли приказ держать руки вверх. Эгето сел; он был бос, и ноги его зябли на каменном полу; он сидел и зевал.

«Быстро я сдался», — подумал он и горько усмехнулся.

— Какого черта им тут надо? — спросил Йошка. — Все вещи вышвыривают из шкафа.

— Мы ищем у тебя пушки, парень! — сказал стоявший в дверях румынский солдат с закрученными усами. — Винтовка! Бомба! — И он подмигнул.

Солдат, без сомнения, был румын из Трансильвании, он сравнительно хорошо говорил по-венгерски. Он подошел к двери и прислушался к тому, что происходило в комнате.

— Ничего, обойдется, ты не бойся! — сказал он и потрепал Йошку по плечу. Потом пошарил у себя в карманах. Быть может, хотел угостить сигаретой. Затем уставился на мальчика.

— Парень, вымой лицо, — проговорил он, — больно уж ты конопатый! — И засмеялся.

Но тут в кухню вышли остальные, и старший сержант закричал на солдата. Тот замер по стойке «смирно». А когда командир отвернулся, направил на Йошку штык и страшно оскалил зубы.

— Все вы предстанете пред военным трибуналом! — объявил по-венгерски штатский, грозно глядя на Эгето. — Где оружие?

— Его нет, — сказал Эгето.

Они обшарили чулан, вытащили корыто, сбросили с полки коробки, уронили на пол банку со сливовым джемом, выбросили из кухонного шкафа кастрюли.

— Ничего, — сказал штатский. — Как зовут? — спросил он затем, обращаясь к Эгето.

— Ференц Ланг.

Штатский тем временем повернулся к тетушке Йолан.

— Нет здесь коммунистов?

Тетушка Йолан пожала плечами.

И румыны ушли. Солдат, стоявший в дверях, задержался еще на минуту.

— Паршивые венгры! — сказал он и погрозил пальцем Йошке. — Приятных сновидений!

Он сунул в руку Йошки нестерпимо вонючую, наполовину выкуренную румынскую сигарету, лягнул ногой кастрюлю и последовал за остальными.

В эту ночь румыны перерыли весь дом; шум и крики раздавались в течение нескольких часов. Они заходили во все квартиры, повсюду орали — почему-то на разных языках: по-румынски, по-немецки, по-французски и по-венгерски. Опрокидывали мебель, перерывали шкафы, в одной квартире разбили окно.

Они ничего не унесли, никого не тронули, тем не менее никто во всем доме не мог больше заснуть. Этой ночью румыны искали оружие. Начали они с дома Штерца. Из всех доходных домов в целом Будапеште они первым избрали именно этот дом, на фронтоне которого, на заколоченной витрине модного магазина Брахфельда, красовались три румынских обращения.