– Ты думаешь о рабах, о цветных, о русских, – говорит отец. – А о нас с мамой ты подумал?…
…Прости, отец. И мама. Я иначе не мог. Не уподобляться же тем, сломавшимся до удара? Нет, я понимаю: устоять под этим, под таким прессом очень трудно, да что там, невозможно, и всё же…
Никлас сосредоточенно вписал машину в поворот. Нет, отвлекаться нельзя. Итак, версия Сторма, в целом, подтверждается. С этого он и начнёт свой доклад.
Ив медленно вытянулся под одеялом, а потом, как в детстве, свернулся в комок. Ну, вот и всё. Отпустило. А ведь как испугался, увидев, да нет, услышав этот голос. Но… обошлось…
…За ворота они выходят молча. И первые несколько шагов проходят молча. Он не выдерживает первым.
– Как вы меня нашли?
– Не будьте таким эгоцентриком и не думайте, что весь мир вращается вокруг вашей персоны, – мгновенный ответ и улыбка. – Но я рад, что встретил вас.
– Ещё бы! И какую премию вам отвалят за мою голову?
– Не задирайтесь. У вас это плохо получается. Скажите, вы знаете о судьбе отца?
– Не в деталях.
– А как уцелели вы?
Он пожимает плечами.
– Случайно.
– Да, – задумчивый кивок. – Разумеется. Случайно спасение, а гибель закономерна. Кто-нибудь из родных остался?
– Насколько я знаю, никого. Отец и раньше… не поддерживал с ними отношений. Каждый сам по себе.
– Да, и сам за себя. Он был верен своим принципам.
– А теперь, – он старается улыбнуться, – задираетесь вы. Зачем?
Немного насмешливая улыбка.
– Верность принципам – достоинство, а не недостаток. Вы твёрдо решили уехать?
– Да, – говорит он с вызовом.
– Что ж, в вашем положении это совсем не плохой вариант.
И он снова не выдерживает:
– Так вы выпустите меня? Не арестуете?
– Нет. Во-первых, вас не за что арестовывать. К тому же вы – несовершеннолетний.
– А во-вторых?
– А во-вторых, ваш арест ничего не даст. Нужной нам информацией вы не владеете.
Он смотрит на идущего рядом человека. Да, всё-таки пережитые страдания никогда не проходят бесследно. Неужели и он сам изменился? Хотя нет, его же узнали. Но узнал и он. Они уже подходят к развилке и маленькой зелёной машине. Обычный армейский вездеход. У машины останавливаются.
– Желаю вам удачи в новой жизни.
Он растерянно кивает.
– Спасибо, но… неужели вы… вы не будете мстить?
Насмешливая, но необидная улыбка.
– Кому? Вам? Незачем. К тому же оскомины на губах у вас и так вполне достаточно. Вы выбрали неплохой, но нелёгкий вариант. Вам придётся сменить всё. Язык, привычки, манеры… Я не отговариваю вас, это ваше решение вашей проблемы. Желаю вам удачи…
…Ив вздохнул, не открывая глаз. На этом их разговор и закончился. Надо отдать должное: его ни разу не назвали по имени. Правда, и он не знает, как теперь зовут…этого человека. Пожалуй, и не надо. Лучший способ не проговориться – это даже про себя не называть. И не всё ли ему теперь равно, как звали этого человека тогда, и как зовут теперь? Своего настоящего имени он тогда так и не назвал, так будем уважать его твёрдость. И этот человек прав. Новая жизнь – всё заново. Что ж, постараемся оправдать доверие и соответствовать. Выучить язык, привыкнуть к иной пище и другим обычаям, жить наравне с цветными и бывшими рабами. И не думать о прошлом, и не вспоминать. Прошлое осталось в прошлом.
Ив повернулся на спину, откинул с груди одеяло и вытянул руки вдоль тела. Через силу, разлепляя ресницы, открыл глаза. Тишина, сонное дыхание и похрапывание, уютное сопение Приза под кроватью. Ив покосился на соседнюю кровать. Эркин Мороз. Спальник. Раб. Индеец. Зачем он понадобился этому? Ведь сам не скажет, и не спросишь. И не надо – одёрнул он сам себя. У парня своя жизнь, в твою же он не лезет, не лезь и ты в его.
Эркин сквозь сон почувствовал на себе взгляд и открыл глаза. Ив? Чего это он?
– Ты чего?
– Я разбудил тебя? Извини.
Эркин спросил камерным шёпотом по-английски, и Ив ответил почти так же тихо.
– Не спится, что ли?
– Да.
Они одновременно повернулись набок лицом друг к другу.
– Тебя этот… – Ив запнулся.
– Никлас, – пришёл ему на помощь Эркин. – Мне он так назвался.
– Ага, Никлас. Он тебя сильно мотал?
– Да нет. Он фотки показывал, знаю ли я кого.
– Ну, а ты?
– Так это всё сволочь имперская. Их заложить – не грех, – повторил Эркин слова Грега.
– Да, – согласился Ив и уже твёрдо повторил: – Да. А мне он сказал, что я могу… ехать, что мне не будут мешать.
– Так это ж здорово, – искренне обрадовался Эркин. – Ты на язык теперь налегай.
– Да, я понимаю, что надо. Слушай, я вот что хочу спросить, – Ив говорил совсем тихо, почти по-камерному. – Вот ты смог всё забыть, так?
– Нет, – сразу ответил Эркин. – Я помню. Не хочу, а помню.
– И живёшь?
– И живу, – кивнул Эркин. – Всё забыть – это себя потерять.
Ив хотел что-то ответить, но тут шумно повернулся на другой бок Роман, пробурчав что-то про баламутов, что сами не спят и другим не дают, так при этом перемешивая английские и русские слова, что Ив понял.
– Им, понимаешь, днём рты затыкают, – подал голос Фёдор. – Надзиратель стоит и говорить не даёт.