-А то! Читаю как следует вести себя в гостях и за столом: при входе в светлицу нос высморкать, грязные ноги вытереть. Ха-ха! В гостях не следует нос копать перстом, глядеть по сторонам, есть без спросу. Смешно?
-Не очень.
-Почему?
-Потому что только дураки на людях в носу ковыряют. Глупая книга у тебя.
-Вот еще, глупая,-надулся царевич.- А это тоже глупость написана?
Он перелистал Домострой в начало:
-Царя и князя следует бояться и служить им как представителям Бога на Земле. А ты меня боишься?
-Нет.
-Почему?
-Ты еще не царь.
-А когда буду?
-И тогда бояться не стану. Жена мужа должна не бояться, а на путь истинный наставлять.
-Ты что же, думаешь стать моей женой?
-Конечно. Разве я тебе не нравлюсь?
-Нравишься,- не задумываясь ответил Федор и добавил,- очень нравишься.
С тех пор Федор и Ирина почти не расставались. Государь Иван Васильевич ухмылялся такой дружбе, но не мешал. А однажды позвал Бориса, которому недавно пожаловал боярина, сказал:
-Сестра твоя от царевича не отходит. Ты научил?
-Нет, государь. Они сами свою судьбу решают.
-Судьбы решаю только я.
-На любовь, государь, и ты не способен повлиять.
-Что?!-вспылил царь, но вспомнил о первой своей жене Анастасии, тяжело вздохнул. Царь был влюбчив, но по-настоящему, всем сердцем прикипел только к Анастасии Романовне. - Да, любовь- страшная сила. Нет от нее спасения и нет над ней хозяина. Пусть милуются, разрешаю.
-Ежели не можешь запретить, лучше разрешить.
-Что?!-опять вскинулся государь.
Борис низко поклонился. Знал, что Иван любит дельные слова, простит дерзость. Так и вышло. Государь лишь погрозил Борису пальцем:
-Говорлив больно стал. Ладно, иди.
После того, как Ирина и Федор поженились, царевич, можно сказать, спрятался за спину супруги. Почти ни чем не интересовался, кроме получения удовольствий и если раньше читал книги, то теперь забросил и их, ему хватало мудрости Ирины. Многие считали, что после женитьбы он совсем ослаб умом, потерял себя. Но это представление было несколько обманчивым. Да, Федор вел себя как ребенок, но это не означало, что он не понимал, что происходит вокруг. Он допускал до ума и сердца только то, что ему было необходимо. Остальное благополучно забывал. Однако иногда поражал бояр и сановников необычной резкостью, твердостью суждений и поведения. Но только когда не было рядом Ирины. При ней он вел себя, как дитя рядом с матерью.
В трапезную принесли десятки кушаний-перепелок в сметане, зайцев тушеных на меду с репой, бычьи уши под фряжской подливой, запеченных в глине, гусиную печень с орехами, стерлядь астраханскую, фаршированную чесноком с хреном и многое другое. На другом конце длинного стола расположились приглашенные: бояре Данила Лыков, Всеволод Мячков, князья Иван Трубецкой, Глеб Вельяминов, Иван Бутурлин. В углу, у окна, за особым столом сидели дворцовые сановники и личный духовник Игнатий. Все ждали, когда примется за еду царь чтобы тоже начать чревоугодничать. Однако Федор не знал с чего начать. То брался за рыбу, то за бараньи мозги, но отодвинув их в сторону, притянул к себе вазы с печеньем и пряниками. Принялся с упоением запихивать их себе в рот, забыв даже дать на пробу шуту. Стал запивать сладости клюквенным морсом. Князья, бояре и сановники, давившиеся слюной, с ожесточением набросились на ароматные блюда.
Боярин Лыков так увлекся рыбной похлебкой, что утопил в миске почти всю свою бороду. Сосредоточенно стряхивал с нее ложкой налипшие овощи, запихивал себе в рот. Иван Бутурлин не выдержал:
-Ты, Данила Макарович, будто бородищей в миске рыбу ловишь, ее же и ешь. Тьфу.
Лыков тщательно прожевал кусок, не торопясь, облизывая ложку, ответил:
-Нам, русским людям, борода не помеха, а во вспоможение. Не то что наголо бритым немцам. Ты погляжу, Иван Михайлович, совсем в немца, али франка превратился. Ишь, не бороденка, а одно название.
-Не люблю ее в супе полоскать,-засмеялся Бутурлин,- аппетит отбивает.
В углу засуетился поп Игнатий, почесал грудь с большим крестом:
-Сказано в Стоглаве: кто браду бреет, и преставится таковой, не достоин над ним служити, ни сорокоустия пети, ни свечи по нем ставить...ибо еретик есть.
Сказал и тоже засмеялся. "Бутурлин-еретик!",-заржал и шут, стал показывать князю белесый язык, строить рожи. Схватил с его тарелки кусок мяса, стал рвать зубами.
Внезапно громко захохотал и царь Федор Иванович. Повторил за шутом: "Бутурлин-еретик". Все тоже захихикали. Чавкать старались негромко. Молчание прервал боярин Лыков:
-Напрасно смеетесь, други. От бритых одни беды. Вон, сказывают, немецкие купцы зелье отравленное заговорщикам подсунули.
- Подсунули...Не надо было бы, не взяли,- сказал князь Трубецкой.-Это ж надо, самого царева регента, брата царицы отравить возжелали. Ничего не боятся теперь люди, ни Бога, ни черта. Напрасно ты их, Федор Иванович, освободил, указ подписал.
-Указ?- удивился государь, потом вроде как вспомнил,- ах, да, указ.
-Вот я и говорю, напрасно. Добрая душа твоя супруга Ирина Федоровна.
-Добрая,-охотно подтвердил Федор. -Токмо не пойму при чем здесь она, я же указ подписал.