Правила для любовницы

— Тебе не стыдно быть такой невежественной? — отругала ее Кози. — Ему ампутировали правую руку по локоть, Нора. Это означает, что она была отрезана хирургом. А теперь иди и разожги камин в моей комнате, пока я не вышла из себя.

Нора замерла в шоке.

— Ваша комната, мисс Кози!

Кози покраснела.

— Конечно, я буду спать с тобой на чердаке, — отрезала она.

Когда она вернулась на кухню с чайником, англичанин сидел на стуле, прямой точно шомпол, но виски допил как мужчина. Воодушевленная его жаждой, Кози подвесила чайник на крючок, повернув ручкой к огню, и снова наполнила стакан. Джентльмен не произнес ни слова благодарности. Она могла только предположить, что крайние лишения заставили его забыть хорошие манеры. Не говоря, конечно, что будучи англичанином, он не имел особо хороших манер.

Она подвязала фартук.

— Вы голодны, разумеется — сказала она бодро. — И чего я не потерплю — это голодного человекa на моей кухне.

— Нет, спасибо, — отказался гость.

— Это не доставит никаких проблем, — заверила она его.

Невероятно, но мужчина продолжал утверждать, что не голоден.

— Вы больны? — недоумевала Кози.

— Конечно, нет, — холодно ответил он.

— Неужели вы ничего не хотите? — уговаривала она. — Даже если это только хлеб с вареньем.

Бенедикт потягивал вторую дозу лечебного виски, привыкая к дымному аромату.

— У вас, кажется, проблемы со слухом, мисс Кози, — заметил он. — Я не голоден.

Печальным фактом было — у нее осталось мало съестного в доме, чтобы соблазнить мужской аппетит.

— Вам следовало прибыть сюда на прошлой неделе, сэр, — вздохнула она. — Морские гребешки были объеденье, вы бы не сказали им «нет». Боже, прости меня, я чуть не забылa груши! С каплей меда получится хороший пирог. — Она посмотрела на него с надеждой, но он оставался равнодушен.

— Я обедал раньше в Чиппенеме.

Она неохотно отступила.

— Если вы уверены, что не голодны…

— Да! — коротко сказал он.

— О, вы голодны, — воскликнула она с удовольствием. — Пирог тогда?

— Нет, я не голоден, — сказал он, прерывая ее восторг. — Я абсолютно уверен. — Он отпил виски.

— Конечно, груша все равно была битая, — призналась она. — Вы курите трубку, сэр Бенедикт? Я могла бы набить ее табаком для вас. Мой отец курит трубку; я с детства наполняла ее табаком, так что это не проблема.

— Я не курю, — сообщил он.

Она недоверчиво улыбнулась:

— Вы не курите?

— Больше не курю, — уточнил Бенедикт. — Налог нa табак так повысился, что я решил отказаться от этой дурной привычки.

— В таком случае, я бы сказала, что ваше пальто выкурило парочку-другую у вас за спиной. — Она засмеялась.

Бенедикт был в ужасе.

— Это запах не моего табака, — поспешно сказал он. — Я был вынужден подобрать застрявших на дороге людей. К сожалению, oт джентльмена несло дешевым табаком и духами. Карета пропахла насквозь, но у меня не было выбора — c чистой совестью я не мог оставить их под дождем.

— Oдно беспокойство — приютить незнакомцев холодной, сырой ночью, — серьезно согласилась Кози. — Они причиняют больше неприятностей, чем заслуживают, эти незнакомцы, и ни слова благодарности!

— Совершенно, — ответил он, никоим образом не связывая ее замечания с собственной ситуацией. — Но всегда следует быть милосердным к нуждающимся. Я прошу прощения, если запах вас оскорбляет.

— Ах, нет. Мне самой следует принести извинения, — заверила она, садясь на кирпичный приступок спиной к огню. — Я думала, что вы всю ночь гуляли, курили и волочились за женщинами, как настоящий джентльмен! — Еe зеленые глаза плясали.

Бенедикт не мог поверить — женщина села в его присутствии. Обычно его сдержанной манеры было достаточно, чтобы обуздать любую наглость.

— Нет, действительно, мисс Кози, — сухо повторил он. — Я же говорил, что больше не курю.

Она громко рассмеялась:

— Просто волочились за женщинами тогда?

Бенедикт уставился на нее. Женщины его класса, леди, никогда не смеялись с открытыми ртами. Это считалось вульгарным. Что более важно, было вызвано печальной необходимостью: лишь немногие женщины имели более-менее терпимые зубы. Вместо того, чтобы смеяться, они усмехались, подсмеивались и хихикали за кончиками пальцев в перчатках или прикрываясь веерoм.

Бенедикт должен был пoчувствовать отвращение к этой хохочущей, вульгарной ирландской девице. Вместо этого, необъяснимо, ее смех пробудил его: oн вдруг захотел заняться с ней любовью прямо там, где спит кот. Конечно, это был иррациональный импульс — как вообще сексуальное влечение в целом, — нo отрицать его было бы еще более иррационально. И где иррациональности нельзя избежать, Бенедикт любил сводить еe к минимуму. Признание привлекательности женщины было первым шагом в управлении этим.

— Я слишком стар для таких упражнений, мисс Кози, — твердо заявил он.

— Ах, нет. У вас все еще черные волосы, спина прямая. Да ведь вам не может быть больше ста десяти.

— Мисс Кози! — резко одернул он. — Вы заигрываете со мной?

— Только последние пять часов, — ответила она с насмешливым раздражением.

— Мне тридцать восемь, — сказал он с негодованием. — Вам не может быть больше двадцати двух лет.