Правила одиночества

На этот раз она не выглянула на звук и не обернулась, когда он подошел к дверному проему.

– Заходи, – сказал Ислам. Видя, что Воронина не реагирует, добавил. – Уговаривать не буду.

Она повернулась и, не говоря ни слова, прошла в квартиру. Ислам последовал за ней.

– Делай что хочешь, – сказал он, – все сама: ешь, пей, только меня не трогай – я неважно себя чувствую.

– Ты заболел? – участливо спросила Елена.

– Наверное, – Ислам вытянул градусник. – Да, тридцать девять – то-то я смотрю, мне как-то не по себе. Мне только этого не хватало для полного счастья!

– Иди, ложись немедленно! – воскликнула Лена. – Я сделаю тебе чай.

Казалось, что такой поворот дела обрадовал Воронину. Караев злобно взглянул на нее и закрылся в ванной.

– Вот это зря, – крикнула ему через дверь Лена, – при высокой температуре водные процедуры вредны.

Караев что-то ответил, но сквозь шум падающей воды было не разобрать – что-то вроде: «Иди к черту» или:

«Не твое дело». Елена пожала плечами и прошла на кухню, включила чайник. Облаченный в толстый халат, Ислам вышел из ванной, прошествовал в спальню, ВКЛЮЧИЛ ночник и залез под одеяло прямо в халате, его знобило. Появилась Воронина, неся поднос, на котором высилась большая кружка с чаем и розетка, полная желтой массы.

– Спасибо, – сказал Ислам, – а это откуда?

– Это мед.

– Я вижу. Ты что, с собой принесла?

– Нет, это твой.

– Странно, а я искал – не нашел.

– Плохо искал – на кухне мужикам вообще делать нечего, там женские руки нужны.

Ислам закрыл глаза.

– Ты пей, пока горячий, еще хочешь что-нибудь?

– Танец живота, – сказал Ислам.

– Танец живота? – переспросила Воронина. – Я не умею, но попробую – я видела в Египте.

Она стала расстегивать пуговицы на кофте.

– Не надо, – остановил ее Караев, – я пошутил.

– Ты не шути так со мной. Ислам сделал глоток и поморщился.

– Не нравится? Горячий?

– Глотать больно, – пожаловался, – у меня ангина, наверное.

– Надо пополоскать горло коньяком, пойдем, – она взяла его за руку.

– Еще чего – коньяком горло полоскать! Я не извращенец, не хочу, – Ислам высвободил руку, – и вообще, держись от меня подальше – я могу заразить тебя гриппом.

– Я готова заразиться от тебя не только гриппом, но чем угодно, хоть желтой лихорадкой.

Ислам поднял на нее глаза, Воронина была прекрасна в этот момент самоотверженности.

– Хорошо сказано, – улыбнулся Караев, – но давай о чем-нибудь хорошем, не надо про лихорадку.

– Я не шучу, – сказала Елена, – я действительно готова сделать для тебя все. Почему же ты отталкиваешь меня?

– Потому что я не люблю крайностей.

– Не поняла?

– Ты человек крайностей – ты готова заразиться, чтобы что-то доказать мне, но при этом ты – тот самый человек, который меня когда-то легко предал.

– Ты всю жизнь мне будешь об этом напоминать?

– Ты вынуждаешь меня говорить об этом.

Воронина ничего не сказала – на этот раз промолчала, что было нехарактерно: обычно последнее слово оставалось за ней. Видимо, решила не усугублять состояние больного. В наступившей тишине было слышно тиканье будильника, стоявшего на прикроватной тумбочке.

– У тебя есть шерстяные носки? – вдруг встрепенулась Елена.

– Уже надел, – еле слышно отозвался Ислам – он лежал с закрытыми глазами, пытаясь сохранить равновесие на кровати, которая почему-то норовила взлететь вместе с ним.

– Точно надел?

Ислам выпростал ногу из-под одеяла и продемонстрировал. Воронина одобрительно кивнула.

– Тебе принести еще чаю?

Караев покачал головой.

– Знаешь, – улыбнулась Лена, – это, конечно, ужасно глупо и, может быть, кощунственно, но я даже рада, что ты заболел. Ты такой спокойный – не ругаешься, не гонишь меня.

– Тебе пора уже домой, – сказал Ислам.

– Я, пожалуй, молча посижу, – заявила Елена. Ислам вытащил из-под одеяла руку с градусником, который все это время он держал под мышкой.

– Дай я посмотрю, – попросила Елена.

Ислам протянул ей градусник, откинулся на подушку.

– Сорок градусов! – воскликнула Воронина. – Надо вызвать «скорую».

– Может, обойдется?

– При сорока двух люди умирают, а ты мне еще нужен. Где телефон?

– Сзади тебя, – сказал Ислам.

У него не было ни сил, ни желания спорить с этой женщиной. Он закрыл глаза и тут же забылся. В обморочном жарком сне он увидел свою мать. Она сидела на скамейке во дворе их дома, под зонтообразным деревом, опустив голову, и в задумчивости водила прутиком по земле. Ислам окликнул ее и завел с ней разговор, и все это время его неотвязно преследовала мысль: как это возможно, если она умерла несколько лет назад? Не удержавшись, он спросил как можно деликатней.

– Мама, а ты себя как чувствуешь?

– Хорошо, – ответила мать. Ислам, помедлив, задал новый вопрос:

– Мама, извини, а говорили, что ты умерла? Мать взглянула на него с усмешкой и сказала:

– Разве ты видел меня умершей?

– Нет.

Ислама, в самом деле, в это время не было в Ленкорани. Он поспел только на поминки. В Азербайджане людей хоронят в тот же день, из-за жаркого климата.

– Не слушай ты людей, – сказала мать, – болтают они всякие глупости.

От счастья Ислам засмеялся – радость стеснила его грудь, и Ислам открыл глаза. Воронина сидела в том положении, в каком он ее оставил.