Правила одиночества

– Это были скрещенные пушки, символ артиллерии. В армии мы пели песню: «И девчонке снится черная петлица, пушек перекрестие на ней». Я служил в зенитных войсках – не сразу, сначала была саперная учебка.

– А я могу рассчитывать на кружку кофе? Все-таки всю ночь у постели больного провела.

– Еще скажи – у смертного одра, как ты любишь каркать. И кофе не пьют кружками.

– Растворимый пьют.

– У меня нет растворимого, только в зернах.

– А кофеварка у тебя есть?

– Не знаю, извини, мне надо в ванную, выйди.

– Зачем.

– Принять душ – я, извини за интимные подробности, взопрел за ночь.

– Тебе нельзя, лучше переодеть белье.

– От меня пахнет потом.

– Для одинокой женщины это лучший запах.

– Ну и черт с тобой, – Ислам сбросил с себя одеяло, поднялся и нетвердой походкой направился в ванную.

– Какой мужчина! – вслед произнесла Елена.

Ислам ВКЛЮЧИЛ душ, отрегулировал подачу воды и встал под горячие хлесткие струи. Когда он вышел из ванной, Елена сидела в кухне за столом.

– Иди сюда, – сказала она, – я сварила кофе.

Ислам подошел и сел напротив. Взял в руки чашку, но руки дрожали, и он поставил чашку.

– Я все думаю, – сказала Елена, – почему ты не хочешь изменить свою жизнь, завести семью.

– Ты очень много думаешь сегодня, это вредно.

– Не ерничай, я серьезно говорю. На что ты надеешься? Тебе сорок лет, что тебя ждет впереди, какие у тебя перспективы? Одинокая старость? Имей в виду: в нашем возрасте время бежит очень быстро. Не успеешь оглянуться, как окажешься никому не нужным стариком.

Ислам взялся за чашку и сделал глоток.

– Чтобы ты знала, Елена: видимые или ожидаемые перспективы – это самая ненадежная вещь на свете. Несколько лет назад я был главным технологом огромного пищевого комбината, меня прочили в директора, в депутаты, то есть у меня были блестящие перспективы. Где теперь тот комбинат и где я? В философии используют такой термин – дискретность, то есть прерывистость. Жизнь – самая дискретная вещь на свете. Мы знаем, что умрем, но не знаем, когда. Это к вопросу о перспективах в глобальном смысле. Кроме того, я не хочу нарушать правила одиночества, это чревато большим злом, чем само одиночество.

– Что это за правила, интересно?

– Их много, но главные назвал Омар Хайям, он сказал: «Два правила запомни для начала. Ты лучше голодай, чем что попало есть и лучше будь один, чем вместе с кем попало».

– Очень умно, – сказала Елена, – а главное – тактично.

– Извини, это абстрактно.

Тем не менее, Воронина не обиделась. Когда она собралась уходить, сказала:

– Я очень благодарна тебе. Так странно, но этой ночью я почувствовала себя счастливой. Так странно, – повторила она, – я спала на диване в соседней комнате, как собачонка, которую даже не пускают на порог. И все-таки мне было хорошо. Твоя болезнь, твоя беспомощность наполнили меня новым чувством, я даже не могу сказать, каким именно. Не могу. Я охраняла твой сон. Я вставала ночью, подходила к двери и слушала, как ты дышишь. Я не смогу выразить словами то, что чувствую, говорю какую-то бессмыслицу. Никогда не верила в дружбу между мужчиной и женщиной, а сейчас засомневалась. Может, так оно лучше?

– Конечно, лучше: чем меньше обязательств, тем ровнее отношения. А лучше дружбы вообще ничего нет, особенно подкрепленной предательством.

– Злой ты все-таки, никогда не упустишь случая напомнить о моей ошибке.

– Извини, вырвалось.

Маркетинг

Сенин появился – минута в минуту. Он всегда был пунктуален, этот бывший профсоюзный босс. Караев посмотрел на часы и одобрительно кивнул, протягивая руку.

– Привычка, – сказал Сенин, – тридцать пять лет трудового стажа. Если мне куда-то надо – десять раз за ночь проснусь, чтобы взглянуть на часы. Слушай, откуда в тебе столько силы, с виду такой субтильный?

Сенин поморщился, выдернув руку.

– Извини. Ну что, едем?

– На чем?

– А вот, – Караев указал на серебристый автомобильчик, стоявший у подъезда.

– Это что за таратайка такая, – удивился Сенин, – а где благородный «мазерати»?

– В гараже.

– Может, лучше на нем поедем? – предложил Сенин. – Встречают-то по одежке.

– Мы, товарищ, не в то место едем, где по одежке встречают, вернее, мы едем туда, где хорошо выглядеть – значит раздражать людей и вызывать нездоровые эмоции.

– Спорить не стану, – заявил Сенин, – мое дело прокукарекать, а там хоть не рассветай.

– А чем тебе не нравится этот благородный экипаж?

Автомобиль, о котором шла речь, назывался «тальбо».

Это была старая смешная автомашина, купленная Караевым во время тотального дефицита. Содержание ее обходилось Исламу довольно дорого, так как поиск любой запчасти превращался в проблему, а ломалась она довольно часто. Буквально сразу же после покупки мотор ее потребовал капитального ремонта. Ислам загнал ее в опытную мастерскую одного НИИ, где умельцы пообещали перебрать двигатель за две недели. И действительно, мотор сняли и разобрали за два дня, но после этого, автомобиль простоял там полтора года.