Правитель империи

«Черные дни прорыва из окружения, черные дни отступления. Нас оставалось пятеро, кто перенес все это, выстрадал все это. Вера Картенева была, пожалуй, самой сильной и самой стойкой из всех нас.

Какие качества отличали эту русскую женщину, нашего товарища, нашу верную боевую подругу, сестру Веру?

Верность и скромность. Верность идеалам, за которые она так геройски сражалась и за торжество которых отдала свою жизнь. Скромность ее граничила с самоотречением. Она присуща лишь людям, которые отдают себя без остатка ради счастья других. Для нас она была больше, чем младшая сестра, больше, чем боевой товарищ и друг. Для нас она была олицетворением всего светлого в наших женщинах. О таких поэты слагают песни. О таких писал свои бессмертные строки Некрасов. на них стояла и стоит Россия.

И выстоит! Когда ее сын в победном далеке вспомнит о своей матери, пусть увидит он не только ее прекрасный облик, а столь же прекрасную Родину-Мать, надевшую фронтовую шинель и спасшую будущее всего человечества от насилия и позора.

И пусть он будет их достоин…»

… Виктор спрятал письма. Вновь подошел к окну. Подумать только, он теперь старше мамы. Когда она погибла, ей было всего 23 года. И папа, он тоже был убит, не дожив до тридцати. Они ушли такими молодыми, чтобы жили мы, чтобы жизнь вообще продолжалась…

Под утро ему приснилась мама. Она выглядела совсем как девочка. Только была совсем седая. Он стоял перед ней на коленях и молчал. Слова, он боялся своими неуклюжими словами обидеть ее, спугнуть, потерять в этом прекрасном сне. Его любовь она прочитает в его глазах, это ведь так просто, они полны ею.

Мама гладила Виктора по голове маленькой ладонью. Как чудесно, как радостно было ему от того, что ее пальцы касались его волос, тоже уже подернутых сединой. «Мальчик мой родной, — ласково говорила она, — я знаю, как тебе временами тяжело. В тебя тоже стреляют. Ведь ты тоже в бою, в бою за жизнь. Я горжусь тобой, сыночек мой ненаглядный…».

Глава 9

Аудиенция

Аудиенция близилась к концу. Неру уже несколько раз, как бы невзначай, бросал взгляды на часы.

Бенедиктов снова мысленно проверил, все ли запланированные вопросы он обговорил.

— Господин премьер-министр, — заговорил он. — Еще один, на первый взгляд, казалось бы, пустяк. Но, насколько я понимаю, в деле укрепления или, наоборот, ослабления индийско-советской дружбы — пустяков нет, не так ли?

Неру, внимательно слушавший его, едва заметно кивнул.

— Так вот, поскольку в этом деле пустяков нет, считаю своим долгом, господин президент, просить вашей помощи в обуздании газеты «Хир энд дер». На ее полосах в последнее время поселился бешеный дух антисоветизма. Только за этот месяц «Хир энд дер» поместила об СССР четыре статьи — одна другой хлеще; клевета, вымысел, ложь. Венчает это сегодняшняя заметка. Вот, не угодно ли посмотреть, господин премьер? — И с этими словами Бенедиктов протянул через стол еще пахнувший типографской краской номер «Хир энд дер».

Взгляд Неру сразу упал на отчеркнутый синим карандашом двухколонник под заголовком «Советский посол насаждает рабский труд в Бхилаи». Премьер стал внимательно читать, — как если бы он уже не прочитал эту заметку за час до встречи с Бенедиктовым: «…Нам сообщили из заслуживающих доверия источников, что советский посол в Индии г-н Иван Бенедиктов недавно вновь побывал в Бхилаи, где провел секретное совещание с руководством строительства. На совещании стоял вопрос о максимальном сокращении стоимости работ при завершении первой очереди завода. Рекомендации посла Советов были конкретными и впечатляющими: привлечь на работы женщин и детей, снизив таким образом расходы вдвое.