Правитель страны Даурия

– И куда… «пошли»? Сдаваться энкавэдистам, что ли?

– Да хоть сдаваться, хоть в Красную армию проситься, а хоть в партизанщину подаваться. Брожение – вон оно, сами видели, идет. Чувствуют мужики, что дни последнего шанса нашего – на исходе. А дальше может случиться так, что японца отсюда прогонят; императора Маньчжоу-Го свергнут красные маньчжуры, и придется нам бежать из этих мест то ли в Тибет, то ли в пустыню Гоби.

Главком натужно, сострадая собственной судьбе, молчал. Самое страшное заключалось в том, что Бакшеев был прав: и относительно все-таки казачьего войска, со своими традициями и внутренними законами; и относительно японцев.

– Так что ты предлагаешь, энерал-казак? – тихо, с трудом проталкивая слова через воспаленное, иссушенное жаждой горло, спросил атаман. – Конкретно?

– Не ждать, пока там, у себя в Токио, японцы решат, что им делать: соваться в Забайкалье или не соваться.

– Хорошо, ждать не будем: пошлем к черту не только командующего Квантунской армией, но и самого императора Хирохито. Считай, мы уже вышли из-под контроля их штаба. А дальше?

– Просачиваться небольшими отрядами в Россию, создавать собственные базы, формировать из местного населения боевые дружины, создавать подпольный «Союз казачества».

– Это пока что твое личное мнение, или уже с офицерами советовался?

– Не советовался, господин верхглавком, поздно советоваться. Они меня уже за грудки берут: веди, мол, а то, неровен час, нагайками за трусость отходим. И если б только нагайками обошлось. Боюсь, как бы и за сабли не взялись, господин войсковой атаман.

– Не посмеют, – поспешно как-то обронил Семёнов.

– Это раньше не посмели бы, хотя и раньше всяко бывало. А теперь они все «посмеют». У нас вон, самого царя так «посмели», что весь мир ужаснулся!

– Ужасать мир своими бунтами – это мы умеем.

И вновь в машине воцарилось тягостное молчание. Бакшеев понял, что, сбив с генерала спесь, поставил его в неловкое положение, однако изменить уже ничего нельзя было.

– То есть предлагаешь кровавить новую гражданскую войну, с самых её истоков? – произнёс Семёнов, и трудно было выяснить, поддерживает ли он идею своих офицеров или же относится к ней скептически. – Так прямо и говори, энерал-казак: будем или не будем кровавить её?

– Будем, – решительно рубанул ладонью воздух Бакшеев. – А иначе для какой такой надобности мы с вами держим под ружьем десятки тысяч бойцов? Армию сотворяют для войны, и живет она только помыслами о ней. Особенно такая армия, как наша, существующая без правительства, без государства и без народа.

Возразить атаману стало нечего.

– Однако развивать успех следует быстро, – подкидывал поленья в костер разгоравшихся надежд командир корпуса. – Перебрасывать крупные воинские части из-за Урала большевичкам сейчас не с руки. С мелкими же отрядами мои казачки как-нибудь разберутся.

– Допускаю, в соболях-алмазах. Излагай дальше.

– Постепенно мы сосредоточим между маньчжурской границей да реками Шилкой и Ононом пять-шесть полков. Географически треугольный район, компактный. На естественных рубежах – бурные реки, а в тылу – зарубежная база и японские резервы. Что еще нужно для начала? Пройдемся по забайкальским лагерям, в которых проклинают большевичков десятки тысяч заключенных; бросим клич по отрядам местной казачьей самообороны… Попробуем поднять бурятов, которые хорошо помнят, что вскормила-то атамана Семёнова не русская, а их землячка.

– Сабельно, сабельно… – задумчиво поддерживал его главком.

Он и сам все чаще просиживал над картой взлелеянной им в мечтах «Семёновской Страны Даурии», не раз очерчивал все мыслимые и немыслимые границы будущих плацдармов. Взять в клещи весь Байкал – пока попросту не осилить. А вот в предложенном треугольнике держаться и в самом деле можно. Да только Бакшеев все еще не понимает, что его, Семёнова, приказа на переход границы не последует.

– Не позволит нам японец вторгаться в Россию, энерал-казак, – тяжело вздохнул он. – Пока что не позволит.

– Но ведь другого времени не будет, атаман! – взорвался казачий комкор. – Япошкам действительно нужно было идти в наступление еще в сорок первом – сорок втором. Они что, решили отсиживаться до тех пор, пока красные войдут в Берлин?! Так ведь следующим будет их вонючий, изгрызенный крысами Токио.

– Очевидно, они боятся, что мы спровоцируем Советы на вторжение в Маньчжурию, и тогда уже поднимутся сами маньчжуры, Внутренняя Монголия, весь Северный Китай… Словом, поздно, энерал-казак: увязли япошки, где только могли – на Филиппинах, в Бирме, Индонезии; куда ни копни, везде у них хреново.

– Но если мы все же сумеем сконцентрировать кое-какие свои силы в Забайкалье, захватить хоть какой-то плацдарм, это может подтолкнуть квантунцев: вынудить просто втянуться в российскую драчку.

Семёнов выдержал паузу, недовольно покряхтел…

– Или же, наоборот, – проворчал он, – бросят свои полки на наши части. Дабы не смели сталкивать их со «сталинскими соколами».

– Неужели решатся?