В первой половине марта 1919 г. афонский корреспондент российского консульства в Салониках А.А. Павловский, согласно постановлению совместного заседания представителей русских святогорцев от 4 марта, запросил мнение главных русских обителей Афона о возможности создания на Святой Горе местного комитета (отделения) Союза помощи русским в Греции. 16 марта настоятель Свято-Пантелеимоновского монастыря архимандрит Мисаил ответил, что его братия сама затрудняется заняться организацией комитета, но если другие обители захотят, она не будет против. В конце концов о желании открыть на Афоне отделение Союза помощи русским в Греции сообщили лишь насельники Свято-Ильинского скита, и оно не было создано[1289]
.Когда в середине февраля 1920 г. через салоникского консула русским обителям на Афоне поступило письменное предложение российского посланника в Афинах принять тысячу человек раненых русских солдат и офицеров, на эту просьбу последовал отказ. Так, Духовный Собор старцев Свято-Ильинского скита в ответном письме от 24 февраля сообщил, что «для названных раненых у нас найдутся помещения на 30 чел. и, с великим трудом, кое-какие кровати, хотя совершенно голые, ибо у нас нет ни тюфяков, ни простыней, ни подушек, ни одеял. У нас также нет для них ни белья, ни медикаментов. О продовольствии и говорить нечего, ибо мы крайне нуждаемся не только в самых необходимых продуктах, но и в насущном куске хлеба. Поэтому всем понятно, что упомянутые раненые не могут у нас находиться»[1290]
. В результате раненые русские солдаты на Афон не прибыли.12 марта 1920 г. в Грецию приехал эвакуированный на пароходе из занимаемого Красной армией Новороссийска митрополит Киевский и Галицкий Антоний (Храповицкий). 25 марта, на Благовещение, он прибыл в Афины. Пасхальную заутреню владыка Антоний отслужил с митрополитом Афинским Мелетием в присутствии большого количества духовенства и короля. На Фоминой он служил один в соборе и говорил поучение по-русски, которое переводил на греческий архимандрит Хризостом (будущий архиепископ Афинский и всей Эллады). После проповеди владыку Антония, по свидетельству очевидцев, почти на руках внесли в алтарь и целовали обе руки со всех сторон.
После Фоминой недели владыка просил, чтобы его отпустили на Афон, но митрополита упросили остаться на торжественную встречу в Академии наук, где в присутствии архиереев, духовенства и семинаристов были прочитаны рефераты о его сочинениях. Через несколько дней греческое правительство выделило митрополиту Антонию 15 тысяч драхм[1291]
. В конце апреля владыка уехал на Святую Гору, где пробыл почти пять месяцев.Также в марте 1920 г. около двух тысяч донских казаков и более полутора тысяч гражданских беженцев вместе с 10 православными священниками и епископом Екатеринославским и Новомосковским Гермогеном (в миру Григорием Ивановичем Максимовым) были эвакуированы из Новороссийска на греческий остров Лемнос (по-гречески Лимнос). Ожидая разрешения на высадку, эмигранты несколько недель провели на борту судов у острова, встретив там Пасху.
По воспоминаниям графини М.А. Граббе, на святой вторник протоиерей Георгий Голубцов в трюме парохода «Брауенфельз» провел общую исповедь и отслужил обедню. В своей проповеди о. Георгий призывал: «Нельзя винить большевиков, когда вся русская интеллигенция поступает не лучше, пора опомниться, образумиться, обратиться к Церкви, каяться, и тогда Господь спасет Россию – только тогда, когда все достаточно покаются и соединятся в общей настойчивой, неутомимой молитве». М.А. Граббе вспоминала, что «о. Георгий говорил с необыкновенной силой, иногда беспощадно громил и с огромной верой закончил словами: “На колени, – повторяйте за мной, – каюсь, каюсь. Каюсь”. Прочитал разрешительную молитву. Почти все плакали. Затем началась обедня. После обедни о. Георгий обошел все трюмы и причастил больных. 3 апреля нас выгрузили на берег»[1292]
.Крайне тяжелые условия жизни – в палатках на голой земле, без отопления, должного питания и медицинского ухода уже весной 1920 г. вызвали высокую смертность. В марте – мае протоиереи Константин Ярмольчук и Георгий Голубцов отпевали умерших почти каждый день. На июнь 1920 г. в лагерях беженцев находились 3569 эмигрантов (из них 1138 детей), и более 80 к тому времени уже умерли и были похоронены на русском кладбище в Калоераки[1293]
.